Инга Петкевич - Лесные качели

И только в небольшом парке, зажатом между двумя вокзалами, старым и новым, под запыленными старыми липами, где устраивались танцы, на этом небольшом клочке земли с вами уже никто не здоровался и лица гуляющих девочек не обращались к вам. Их взгляды холодно проскакивали мимо, не задевая вас своим вниманием. И это не было дикарством, или смущением, или желанием скрыть интерес — они действительно не замечали вас, вы не входили в круг их интересов, связей и надежд, вы были чужими, а здесь это не имело ценности. Здесь чужими не интересовались, им вполне хватало своей жизни, а чужие, естественно, выпадали, на них не было ни сил, ни интереса.

Нас не замечали.

Было еще кино, которое мы исправно посещали. А больше не было ничего.

Город жил строительством и к безделью не располагал. А мы бездельничали уже почти неделю. Все упиралось в инженера Муху, который единственный был в курсе нашего задания и находился на противоположном конце строительства, в городе Абакане. Он разговаривал с нами по телефону, узнавал, как мы тут устроились и не нужно ли чего, а то он вмиг распорядится. Словом, проявлял трогательную заботу и внимание, а сам все не появлялся.

Мы же, предоставленные самим себе, при наших-то отношениях, хирели день ото дня и давно бы возненавидели друг друга, если бы можно было ненавидеть еще сильнее.

Жили мы в старинной гостинице, одноэтажном приземистом сооружении, построенном буквой «П» и окруженном со всех сторон непроницаемой живой изгородью из пыльных акаций. Внутри было сумрачно и пусто, много ковровых дорожек и фикусов, но мало света и воздуха. В номерах были очень мягкие кровати, но это было единственное удобство, которым располагала гостиница. Почему-то приходили на ум купцы, и золотоискатели, и связанные с ними мрачноватые убийства: удушение подушкой или удар слитком по черепу. Но эта экзотика очень быстро поднадоела и теперь нагоняла тоску, доходившую, благодаря круглосуточному лежанию в номере, почти до отчаянья. Болтаться же по городу или мозолить глаза в конторах было просто неловко.

Графиня совсем раскисла и опустилась. Нечесаная, неряшливая, бродила она по гостинице, как тень прошлого, как бродили тут когда-то такие же нечесаные девки с похмелья. Позевывала, пила чай с коридорной, жаловалась на судьбу, на жесткость воды и отсутствие удобств.

Поленов к ней снова охладел, но она на это почему-то не жаловалась…

Бродила, бродила и вдруг исчезла. День нет и два, мы уже начали не на шутку волноваться, но тут она появилась, бодрая, подтянутая и даже загорелая. Она возбужденно рассказывала нам про какую-то замечательную прорабшу, которой она помогала переезжать в новый дом, в котором и жить-то ей придется недолго, потому что раз уж построили дом, то стройке конец, и тогда будет другая стройка, и опять прорабша будет жить в вагончиках, как живет уже сорок лет, потому что такая это женщина, канцелярии она просто не выносит.

И я вдруг с удивлением отметил, что выглядит Графиня как все строительные девчата и одета точно так же, в закатанные по колено штаны, белую декольтированную рубаху, и даже белый платок на голове повязан так же низко на лоб.

На следующий день она рассказывала, как им с прорабшей удалось выменять в железнодорожных мастерских несколько рельсовых пилок на старенький моторчик, который все равно идет на слом, а там в мастерских его еще можно подремонтировать…

Второй раз эта удивительно живучая женщина обходила нас на повороте, и мы только глупо глядели ей вслед.

Но всему приходит конец, и вот мы снова в пути.

Мы следовали по маршруту, предложенному нам по телефону товарищем Мухой, с которым должны были встретиться на станции Акуловка, конечной точке восточного участка. Сам же товарищ Муха предполагал выехать нам навстречу и, пока мы будем преодолевать этот сравнительно небольшой, но зато недостроенный и труднопроходимый участок, он кое-что уточнит и поспеет в Акуловку, потому что, хоть его часть пути в пять раз больше, но зато уже сдана в эксплуатацию, поэтому мы можем не волноваться: он будет нас ждать в Акуловке. Мы же, проскочив на дрезине почти весь наш участок, все-таки волновались, что товарищ Муха опять не успеет и нам опять придется торчать без дела и беспокоить своим бездельем занятых людей.

Но тут дорогу нам преградила огромная, высотой с шестиэтажный дом, гора камней.

Завал образовался в результате неточности расчетов подрывников и засыпал как железную, так и шоссейную дорогу, которые в этом месте шли параллельно, друг над другом, между горной рекой с одной стороны и отвесным скалистым обрывом с другой. Дрезина ушла обратно, мы же остались на шоссейной дороге, где собралось уже изрядное количество машин, каждая из которых могла бы подбросить нас в нужном направлении, не будь завала. Мы бродили у подножия этой созданной человеком горы между разгневанными строителями, которые выясняли отношения с невозмутимыми подрывниками: подсчитывали убытки, составляли протоколы и просто бранились. До нас никому не было дела, и, когда разберут завал, никто не знал. Досужие люди, вроде нас, которым надо было на ту сторону, обсуждали свое бедственное положение, предлагая множество довольно нелепых проектов, как-то: спуститься на лодке по течению, но течение было слишком бурным, к тому же никакой лодки не было. Некоторые собирались вернуться обратно в Тайшет и уже оттуда начать путешествие по другой дороге. Кто-то вспомнил, что где-то поблизости есть просека Колчака, но никто не знал, где именно.

Тут-то и созрел этот хитроумный план: перелезть завал и, соответствующим образом обработав противоположную сторону, уговорить их возвращаться и самим с их помощью продвинуться в нужном направлении. Но когда, спустившись к реке, где завал был не столь высоким, мы добрались до его середины, нам навстречу лезла делегация той стороны, с точно таким же проектом.

И вот на вершине этой горы состоялись дипломатические переговоры. Делегации обеих сторон, сдержанно и осторожно, с надеждой поглядывая в нужном направлении, намекали друг другу, что завал так скоро не разберешь и надо возвращаться. Все соглашались, что положение безвыходное, что возвращаться, конечно, придется, но никто не двигался с места. Когда же один доверчивый шофер попался было на эти уговоры и решил возвращаться, на него навалилось такое количество попутчиков с противоположной стороны, что даже он все понял и решил еще немного подождать. Все чуть ли не с обидой от него отвернулись и несолоно хлебавши вернулись на исходные позиции, спустились каждый на свою сторону.

Солнце между тем очень быстро зашло за гору, и быстро наступила ночь. Разожгли костер, у кого-то нашлась бутылка спирта, у другого хлеб и колбаса… Но всего этого было мало, и понемногу начали устраиваться на ночлег кто как мог.