Инга Петкевич - Лесные качели

Все было, как я задумал. Графиня сидела против меня в томной задумчивости и, разглядывая прохожих, попивала шампанское. Потом принесли цветы, и она, ошеломленная, ликующая, еле сдерживая восторг, приняла их спокойно и с достоинством.

Она пила шампанское, томно склоняясь к цветам, и задумчиво глядела вдаль, а я глядел на нее, и мне было даже как-то стыдно той легкости, с которой я сделал ее счастливой. И я думал: как легко угодить человеку, если ничего не ждать взамен. Тогда все, что подарит тебе жизнь, всегда будет дорогим подарком. И мои хорошие мысли и чувства — не достаточное ли это вознаграждение?

И вдруг гениальное соображение пришло мне в голову. Если этот Поленов так хочет власти, то пусть берет ее. Я отдам ему ее с удовольствием. Пусть правит, повелевает, пусть властвует, а я буду капризничать, упрямиться и лениться, пусть возится со мной…

Сказано — сделано. Не прошло и суток, как власть перешла к Поленову.

Вы спросите у меня, как я это сделал, как была обставлена церемония передачи, словом, как это осуществляется на практике? А никак. Не было никаких церемоний и торжеств, все бумаги и документы остались при мне, я даже словесно не оповестил его о передаче. И все-таки на вторые сутки власть перешла к нему, даже в большей степени, чем мне бы этого хотелось.

Все произошло тихо, просто и скромно. Я уступал ему, не замечая его выходок, смеялся его остротам, поддерживал его мнения и планы. Все это было в таких мелочах, что даже не припомнишь, и в любой другой ситуации ровно бы ничего не значило. Но при нашем напряжении и беспрерывных счетах все имело смысл.

Так, например, нам совсем не обязательно было заезжать в Красноярск. Мнения наши на этот счет разделились, и я не то чтобы поддержал, а скорей уступил желанию Поленова, хотя сам был с ним не согласен. Было и еще несколько спорных вопросов, где я безропотно пошел за ним. Так что к концу дня ситуация была понятна не только Поленову и Фаддею, но даже и Графине. Она почему-то особенно забеспокоилась.

Поленов, поначалу недоверчивый, к концу дня осмелел и, уже окончательно принимая власть, то есть покупая билеты до Красноярска, был спокоен и невозмутим. Но в глубине души его по-прежнему грызли сомнения и опасения, и он не упускал случая, чтобы испытать лишний раз и проверить свою власть, ее пределы и возможности.

Тут-то и была моя ошибка.

В понятие «власть» я вкладывал не только неограниченные права, преимущества и привилегии, но и столь же великую ответственность за подчиненных. Я имел в виду разумную власть, где права оправданы превосходством и обязанностями. Власть высокосознательную, обремененную неустанными заботами о благе и пользе подчиненных, власть гуманную, принципиальную и справедливую. Власть, о которой Плутарх, кажется, сказал: «Тот, кто знает, как тяжел царский скипетр, не стал бы его поднимать, когда бы нашел его валяющимся на земле».

Когда я так прекрасно думал, я забыл об одном условии, считая его как бы само собой разумеющимся, а именно: что власть должна попасть в достойные руки. Что человек, которому она досталась не по праву, будет ослеплен ею и, как слепец, будет править на ощупь, будет без конца выверять ее возможности и размеры. Он не станет использовать свою власть разумно, не может. Он не в состоянии позаботиться о нуждах подчиненных просто потому, что он не ведает этих нужд. Он не знает своих полномочий, прав и обязанностей, у него нет на то внутренней цели и оснований.

Все это я понял позднее и довольно дорогой ценой. Тогда же, так легкомысленно спихнув власть в эти незрелые и глупые руки, я даже веселился понемногу. «Посмотрим, что он станет делать», — думал я.

Будто власть — это безделушка, которую всегда можно взять обратно.

Красноярск сразу же подкупил нас своим уютом. Чистый, зеленый и нарядный, в окружении зеленых холмов. После сурового Новосибирска он выглядел почти курортом.

Гостиница, бывший постоялый двор, ныне Дом крестьянина, запутанное двухэтажное строение со следами непрекращающегося ремонта, с истоптанными лестницами и скрипящими галереями, сразу пришлась нам по вкусу.

Путаные дворы, засаженные пыльными акациями и заставленные самосвалами, какие-то галереи, надстройки и переходы — все было бестолково и уютно.

Хлопоты по устройству и оформлению взял на себя Поленов, зато он занял и лучшую комнату, какой-то непонятный чулан на голубятне с дверью прямо на крышу. Нас же распихали в общие комнаты.

Было воскресенье. Душа в гостинице не было. Было жарко, и мы решили сходить на реку искупаться.

Графиня появилась при своих новых бусах и в каком-то пляжном наряде, который сам по себе, наверное, был красив, но только не для Сибири и не для деловой командировки. Этакий белый балахон с голубыми корабликами, он очень ей шел, но было как-то страшновато выводить ее такую на улицы сибирского города.

Улицы же эти в предвечерние часы выходного дня оказались вдруг такими праздничными и южными, девушки были такими красивыми и нарядными, что Графиня никого особенно не удивила, и мы благополучно добрались до пляжа.

Река была широкая и просторная. Посредине ее был небольшой зеленый островок. На островке был дом. Но дома видно не было, только калитка, и тропинка спускалась в заросли прямо к воде, где были привязаны две лодки.

Было приятно лежать и слушать шум реки, смотреть на эту тропинку и представлять себе эту чужую, неведомую жизнь посреди реки и тихо завидовать ей.

Вот на тропинке появился мужик с авоськой, он поспешно отвязал лодку и ловко прыгнул в нее…

— Захар, Захар! — На тропинке появилась женщина. — Возьми бутылки!

— Завтра, — отмахнулся Захар.

— Захар! Там что, пиво привезли?

— Нет там никакого пива…

— Что ты мне говоришь! Я что, слепая, что ли!

Из этого отдаленного разговора нам стало понятно, что где-то поблизости есть пиво. Мы насторожились, но пляж вокруг был пуст и чист, и никаких заведений и ларьков не было видно. Тогда мы решили проследить Захара. Мы подождали, пока он причалит, и двинулись за ним.

Уверенно и деловито он пересек пляж и ловко полез вверх по крутому отвесному склону. Мы лезли следом. Там, наверху, было полно каких-то сараев, складов и свалок, и мы потеряли его из вида. Но, поплутав между большими кучами гари, мы неожиданно наткнулись на красивенькую голубую террасу, которая повисла прямо над рекой.

Заведение было оформлено под палубу парохода, и если не смотреть назад на кучи и сараи и выпить пару кружек свежего пива, то вскоре и правда начинало казаться, что ты плывешь по реке.

Река была под нами, а на топ стороне за чистые зеленые холмы спускалось солнце. Голоса распивающих пиво стали глуше и ленивее, белый туман поднимался с реки…