Владимир Сергеев - Непредсказуемый Берестов

И вот позади еще несколько суток пути. Шли и ночью, и днем, но гораздо медленнее. Километр, ну, три — от силы. Еремеев оказался прав: понатыкано немцев на каждом метре. Эдак и ночью можно напороться на них за милую душу, тем более на открытом месте.

В деревнях уже не только гарнизоны стоят, а еще и расквартированные фронтовые части да лазареты… Вот, оказывается, что такое «плотность войск». Теперь добывание еды — дело почти смертельное: кругом охрана, не подойдешь: «Хальт! Цурюк!» Да и в деревнях ничего не осталось, немцы злые, крикливые ходят по хатам, забирая все, что попадется под руку. Что ни говори, а тут и ежу понятно: фронт уже совсем близко.

Двигались лесом, параллельно дороге, держа ее под пристальным наблюдением. Женька семенил кромкой леса, а Еремеев с Сеней двигался в глубине, метрах в тридцати-пятидесяти от него и почти на одной линии. Уже не раз появлялись немцы: то машина с имуществом под конвоем мотоциклистов, то легковушки с офицерами, то грузовики-фургоны, полные солдатни… Держать под контролем дорогу было удобнее, чем выходить из леса «наобум», а потом лежать часами и ждать, «уясняя обстановку», как выражался Еремеев.

Правда, один раз Женька чуть не засыпался. Обождав в траве, пока очередная машина пройдет по дороге, он тут же поднялся и почти бегом двинулся вперед, потому что Еремеев-то продолжал идти и надо было «держать линию». Но тут вдруг прямо перед ним — спины двух гитлеровцев! Оказывается, машина остановилась за поворотом дороги, и те решили зайти в лес, черт его знает зачем, может, по нужде… Хорошо, что двигатель машины, продолжая работать, заглушил Женькины шаги. О том, чтобы дать знать Еремееву, не могло быть и речи — свист тут же услыхали бы враги и полоснули очередью из автомата по кустам, а то и по лесу. Немцы без оружия в лес не заходили…

Женька решил не рассказывать об этом Еремееву. Но на первом же привале Еремеев сказал:

— Ты, Евгений, не наглей. Не наглей, разведка! В чем твоя сила? Я тебя вижу, а ты меня нет. Иначе всему делу грош цена. Понял? Учись, елки-моталки!

Женька виновато кивнул. Как же узнал Еремеев? Он ведь шел далеко. Женька удивился: и как это командиры видят сразу всех своих бойцов? Он вспомнил разговор с Кешкой на сеновале. Усмехнулся. Оказывается, не такая простая наука — командовать. Недаром что — наука. Вот и Еремеев говорит «учись». До войны тоже все подряд говорили: «Учись!» — и понималось: читай, пиши, считай… А теперь это слово означало — жить или умереть! Теперь-то школьник твердо усвоил, что такое «учиться» по-настоящему.

Уже в сумерках Женька определил: в полукилометре от дороги, на той стороне, через поле, небольшая возвышенность, там, на фоне лиловато-желтого неба, резкими неуклюжими силуэтами торчали остовы печных труб… Сколько их было на пути, сгоревших дотла, брошенных людьми сел и деревень, уже не имевших даже своих названий.

Дождавшись в лесочке темноты, они пересекли дорогу и вскоре подошли к пепелищу.

Остановившись в проеме бескрышего строения, Женька коротко свистнул, и Еремеев внес туда пограничника. Сеня со стоном и кряхтеньем тут же улегся и вытянул вдоль тела затекшие руки. А Еремеев, сев на корточки, застыл в этой позе, давая, как он говорил, другое «направление» мышцам спины и ног. Женька скинул с плеч рюкзачок, автомат, положил рядом с Сеней его винтовку и сказал, сгибая и разгибая руку:

— Закопать ее где-нибудь. Три патрона всего…

— Закопать? — тут же отозвался Еремеев. — Ты что! Оружие? Винтовка свой номер имеет и за Сеней записана. Учись!

Снова учись! А что, все правильно. Женька ведь такого раньше и не знал…

А Сене что-то худо совсем. Кряхтит, чтобы не застонать.

— Надо бы меня у какой-нибудь бабки оставить… — цедит он сквозь зубы, — уж как-нибудь…

— Как-нибудь… — передразнил его Еремеев. — Что та бабка? Найдут тебя и расстреляют, елки-моталки, вместе с бабкой, да еще пяток ее родственников прихватят… Как-нибудь…

Еремеев ворчит, елозя по полу, устраивая себе, по его выражению, «плацкарт», а Женька вспомнил объявление, что расклеивают немцы по деревням: «За укрывательство командиров, коммунистов, комсомольцев… расстрел». Прав, конечно, Еремеев. Да самому каково?

— Спим, ребята, — весело проговорил командир. — В этих развалинах немцу делать нечего. Утро вечера мудреней…

Когда все улеглись, Еремеев вдруг сказал так, вроде вспомнил что-то хорошее, доброе и далекое:

— А ведь стоят наши. Держатся, елки-моталки! — и, хмыкнув, добавил: — Какие же мы окруженцы? Тоже слово придумали…

Уже давно лучи солнца осветили их бескрышее пристанище, а трое измотанных дорогой и нервотрепкой людей еще «добирали» — по выражению Еремеева — свой сон. Спит командир, держа под головой руку с пистолетом. Спит Сеня, положив пальцы на затвор «шмайссера». Спит Женька, уткнувшись носом в свой рюкзачок…

Над ними в синем утреннем небе парят жаворонки. Теплый ветер шарит по углам бывшего чьим-то дома, гонит белую пыль по комнатам…

Застонал Сеня. Женька проснулся и сразу подумал: где же тут взять воды?

Он открыл глаза. Прислушался. Тишина. Вдоль стены прошел к оконному проему, а самого окна и нет вовсе… Что там, за стеной на улице? А что там может быть? Что от этой улицы осталось? Горы щебня, битого стекла, кирпича и обугленных бревен. Женька достал из торбы флягу и, озираясь, покинул развалины. Вдалеке он увидел колодец. Колодец! С журавлем! Вот это да! Такое случалось редко и считалось большим везением. Потому что воду, как правило, приходилось набирать из ручьев, рек, другой раз просто из луж, а потом через тряпицу цедить в ладони и пить, стараясь не дышать, чтобы запаха этой воды не чувствовать… А колодец — это дело!

Перебегая от пепелища к пепелищу, Женька устремился к колодцу. Ура! И ведерко на месте! Телепается себе на веревке.

И хотя Женька не деревенский житель, а удивился — почему ведро не на цепочке, а просто привязано за дужку на три узла?.. Бесшумно пошло оно в глубокое, холодное горло колодца, плюхнулось, наполнилось водой и так же бесшумно поднялось на поверхность. Опустив в ведро флягу, Женька прикинул, сколько раз ему бегать туда-сюда. Нет, это дело неподходящее, решил Женька и, недолго думая, достал свой ножик и перерезал веревку. Полное ведро воды! Теперь всем и напиться, и умыться можно…

Только успевает Женька появиться с ведром в развалинах дома, как раздалось поблизости урчание мотора. Так и есть! Ползет грузовик с немцами. Вот он поравнялся с их пристанищем. Слышно, как гомонят в кузове солдаты.

Командир с пистолетом в руках застыл у проема. Сеня распластался на полу, направив автомат в сторону обрушенной стены… А немцы проехали мимо. Ведь правильно сказал Еремеев: что им делать в этих развалинах?