Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

В бессильной злобе Умид, сам того не замечая, обшаривал взглядом стены, потолок, надеясь заметить своего врага.

Умид уже больше получаса стоял у подъезда библиотеки. Он обошел все залы, надеясь увидеть за каким-нибудь столом Хафизу. Но ее там не было. Теперь он стоял, прислонясь к дереву, по оголившимся корням которого пробегала арычная вода, и делал вид, будто читает газету, а сам нет-нет да и посматривал на тротуар, в ту сторону, откуда, по его мнению, должна появиться Хафиза. Он все же не терял надежды ее сегодня увидеть.

Недаром говорят, что у терпенья золотое дно. Было почти около часа, когда Хафиза вышла из библиотеки. Она взглянула издали на Умида, посмотрела по сторонам и вернулась назад, скрывшись снова за массивной желтой дверью. Неужели не заметила? Умид взбежал по ступенькам и вошел в прохладное фойе. Хафиза стояла у киоска и просматривала новые книги. К ней приблизился какой-то парень. Она кивнула ему, ответив на приветствие. Может, она искала этого парня, выйдя из подъезда? Эта мысль обожгла Умида. Он подошел к Хафизе и, даже не взглянув на того парня, сказал погромче, чтобы тому было слышно:

— Здравствуйте, Хафиза. Я вас ожидаю уже больше часа.

— Ой, вы ли это, Умид-ака? Здравствуйте. Что с вами случилось? — Она рассмеялась, внимательно разглядывая его лицо, и подала руку. — Я занималась в читальном зале, — сказала она.

— Я заходил туда, а вас не видел.

— Не может быть. Если бы зашли, то увидели бы. Я сидела от двери у второго стола, на самом краешке. И специально задержалась так долго, дожидаясь вас… А что все-таки с вашим глазом? Оса укусила? Если бы я встретила вас в городе, не узнала бы, честное слово!..

— Можете не клясться, вы это доказали на деле.

— То есть?

— Вы не узнали меня, когда только что выходили из библиотеки. Посмотрели на меня и не узнали, — сказал Умид и улыбнулся. — Вот как разукрасил меня комар, специально для встречи с вами.

— Извините, — сказала Хафиза. — Я действительно, наверно, не узнала вас. Разбогатеете скоро. Чем же вы насолили этому комару, что он так с вами разделался? Болит? — и она кончиком пальцев притронулась к его веку.

У подъезда стояли две девушки с тремя парнями. Когда Хафиза с Умидом вышла из библиотеки, они обернулись, прервав разговор, будто ожидали кого-то из них. По-видимому, это были знакомые Хафизы. Но она прошла мимо, словно бы их не заметив. А может, и вправду не заметила. Она смеялась, щурясь от солнца, скорее всего представляя, каким Умид выглядел вчера, и расспрашивала, как он добрался домой, ведь троллейбусы и трамваи уже не ходили. Потом стала рассказывать, как недружелюбно ее встретила вечером бабушка и какой строгий сделала наказ, чтобы она больше никогда не задерживалась так поздно.

Хафиза держалась с Умидом свободно, будто разгуливала с ним по городу уже не первый день. Странно, и Умид не ощущал никакой скованности, связывавшей его всякий раз по рукам и ногам, стоило заговорить с какой-нибудь девушкой. А тут вдруг развязался язык, откуда только слова брались: он говорил на отвлеченные темы, что всегда ему трудно давалось, шутил, смеялся, заражая весельем и Хафизу. Девушка перешла на левую сторону и взяла его под руку, стараясь идти с ним в ногу.

Умид испытывал удовольствие оттого, что Хафиза его называет «ака». Он преисполнился гордости и уважения к самому себе. Еще бы! Ведь девушка, одно присутствие которой в нем вызывало душевный трепет, называет его «ака», как обычно обращаются только к человеку уважаемому. Сейчас ему больше всего хотелось продлить их встречу. Чувствуя, как нежность к этой девушке постепенно наполняет все его существо, он думал о том, как скажется саратан на молодом, только что явившемся на свет ростке его первого чувства: сожжет ли его при самом рождении или придаст новые силы, чтобы он разросся в большое и крепкое дерево любви?..

— Может, сходим в кино?.. — предложил Умид, с волнением чувствуя, как быстро в нем истощается запас красноречия, а ему вовсе не хотелось так скоро распрощаться с этой девушкой.

Хафиза промолчала. Они целый квартал прошли молча. Все это время Умид ломал себе голову, стараясь придумать что-нибудь остроумное. Ну пусть не умное, — допустим, на умное он не способен, — но хотя бы что-нибудь смешное пришло на память. Что может быть приятнее, когда девушка, идущая рядом, весело смеется. Но, как назло, в голову не приходил ни один анекдот даже из похождений Насреддина-эфенди.

— Что ж, можно и в кино, — согласилась Хафиза. — А потом вы расскажете о себе, хорошо? Я же вас почти не знаю еще…

— Хорошо. Я могу прямо сейчас рассказать о себе. Я Умид.

— Не-ет, этим вы не отделаетесь. Я хочу о вас знать все. Сначала вы мне показались весьма речистым. А оказывается, вы молчаливый… Молчаливые люди всегда немножечко загадочны. А я с детства не умею отгадывать загадок.

— Во мне нет ничего загадочного, Хафизахон, поверьте. Даже ничего примечательного. Все мое состояние — это имя. Моя покойная мать, видно, возлагала на меня большие надежды и назвала Умидом. Вот я и живу на сегодняшний день пока что своим именем, означающим надежду, упование на что-либо… Это все, что я могу рассказать о себе. Правду вам говорю, Хафизахон…

— Вот видите, вы заговорили только о своем имени и уже открыли вторую страничку своего рассказа — о своей матери, расскажите о ней. Мне кажется, всегда приятнее всего говорить о матери… И потом, вы часто подчеркиваете: «Правду вам говорю, поверьте…» Я уверена, что правду. Иначе зачем вообще говорить, если нельзя сказать правду…

— Вам, наверно, в жизни встречались только такие люди, которые всегда говорят правду!

Хафиза засмеялась.

— В жизни встречались только такие люди… — задумчиво повторила Хафиза в тон ему. — Разве достаточно одной жизни, чтобы познать людей?.. Но у меня есть близкие родственники, которым за свою жизнь немало пришлось повидать. Я от них немало наслышалась о людях. Они уверяли меня, что люди не всегда говорят правду, если даже доказывают, что их слова правдивы. А я все равно верю всем. Не могу понять, для чего людям друг друга обманывать?..

Несмотря на то что на улице стояла нестерпимая жара, а в смотровом зале кинотеатра было и того душнее, они все-таки решились пойти на дневной сеанс и посмотреть новый индийский фильм.

После кино Умид проводил Хафизу до Хадры. Когда вышли из трамвая, Хафиза прямо здесь, на остановке, стала прощаться с ним и попросила, чтобы он не провожал ее. Заметив, что Умид огорчился, она объяснила, что у ее младшего брата такой характерец: она и шагу не может ступить, чтобы он тут же не дознался и не выложил все родителям. К тому же он мастер делать из мухи слона. А она не хотела бы понапрасну волновать родителей. Поэтому лучше, если ее братишка пока ничего не будет знать.