Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Спокойнее отнеслась к болезни мужа Мазлума-хола. «Все в его возрасте становятся такими, — философски рассудила она. — Рано или поздно все придем к этому…»

Пистяхон в болезни отца винила всех махаллинцев. Встречаясь с женщинами, не знала, как побольнее кольнуть, кого облить помоями. Всем она говорила, что ее отец интеллигент старой закваски, каких в наше время можно по пальцам сосчитать.

Люди знали, в каком положении находится отец ее, и проникались к ней сочувствием. Если даже не верили ее словам, все же согласно кивали головами. Не нашлось человека, который сказал бы: «Эй, девушка, твой отец был отпетым аферистом!»

Через два дня, видя, что больной тает на глазах, по настоянию матери, Атамулла все же согласился испросить у отца прощения и благословения. Он опустился на колени и склонился над больным.

— Ада, если что было между нами… — произнес он, с трудом сдерживая слезы и чувствуя, как спазмы сдавили горло. — Простите, ададжан…

По телу Мусавата Кари пробежала дрожь, но вытаращенные глаза его застыли, ничего не выражая. Он лежал, точно ничего не слыша. Тогда дядя Атамуллы написал на клочке бумаги по-арабски:

«Кариджан, дайте свое благословение. Мир этот бренен, дети ваши просят их простить».

Кари мрачно взглянул на своего брата. У того мороз по коже пробежал от этого взгляда, который, казалось, говорил: «Ах, сволочи, вы думаете, я умру! Я назло вам буду жить! Я всех вас переживу!..»

Дядя Атамуллы снова написал по-арабски:

«Кари, если вы кому-нибудь должны были, скажите. Если куда положили деньги, тоже скажите. Ведь у вас есть дети…»

Взгляд Мусавата Кари будто приклеился к записке, написанной ясно и разборчиво. На провалившихся висках у него проступил пот. Он медленно перевел взгляд на брата и еле заметно покачал головой.

— Что ж, нет так нет, — промолвил дядя Атамуллы и поднялся с места. Стоявшему рядом племяннику сказал: — Укаджан, ваши предположения не оправдались. У вашего отца нет отложенных денег. Он бы их, конечно, оставил вам…

На шестой день к полуночи Мусават Кари умер. Утром состоялся вынос его тела. По дороге похоронная процессия завернула в мечеть. Прочитали молитву и после этого отнесли его на кладбище. Перед тем как опустить его в могилу, сторож Акиф обратился к тем, кто нес на плечах гроб, с вопросом:

— Каким человеком был Мусават Кари?

Люди, согласно обычаю, ответили:

— Хорошим человеком был…

— Да будет ему пухом земля…

Эй, великодушный народ, перед твоим благородством я преклоняю колени и припадаю к ногам твоим челом! Даже этого человека вы не осудили в последний миг конечного пути!

…В начале весны Атамулла и его дядя, решив произвести небольшой ремонт дома, штукатурили комнату. Атамулла в уголке ниши, заставленной посудой, случайно заметил щербинку, где отвалился кусочек штукатурки. Поскоблил его мастерком, чтобы получше замазать. Под глиной обнаружилась фанера, едва державшаяся в стене. Удивившись, зачем она тут, он отодрал ее и увидел отверстие, из которого торчало голенище сапога, набитого тряпьем. Придя в еще большее замешательство, он вытащил сапог, показавшийся ему довольно тяжелым, и вытряхнул содержимое на пол. К ногам с глухим стуком упали нити жемчуга, кулоны и медальоны с драгоценными камнями, со звоном покатились по полу кольца, браслеты… Атамулла так и застыл с сапогом в руке.

Дядя опрокинул ведро с глиной на палас. Побледнев, стоял минуту молча. Потом гневно сказал:

— Эх, человек, столько у тебя было добра, а ты скрывал! Даже на похороны свои не оставил ни копейки…

Они не слышали, когда в комнату вошла Мазлума-хола. Заметили ее, лишь услышав причитания, прерываемые всхлипываниями:

— Сколько лет я прожила в этом доме, все время руки мои были кочергой, а волосы веником!.. Ни разу не сказал мне: «Вот, купил тебе платье…»

Пришла весна. Природа вновь помолодела. Оголившиеся к зиме деревья, похожие на черных согбенных старух, вновь надели легкий ярко-зеленый наряд. А у ног их волшебница весна расстелила изумрудный ковер. Скворцы и воробьи порхают по веткам, радостно поют, щебечут, и мнится, будто это не простые пернатые, а птицы счастья, опустившиеся на плечи невест… Говорят, деревья стареют. Разве могут они стареть, когда весна каждый год им возвращает молодость?

Приятно из дому выйти поутру, когда прохладный ветерок еще не умчался невесть куда, прячась от раскаленного солнца, и идти на работу пешком. Зелень влажна от выпавшей ночью росы. И цветы на клумбах в эту пору пахнут особенно сильно. Вымытый асфальт на проезжей части улиц постепенно просыхает, и над ним курится парок…

Зейтуна уже сидела в приемной и, глядясь в маленькое зеркальце, поправляла прическу. При появлении председателя она поспешно убрала все со стола и встала. Арслан пожал ей руку, справился о настроении и проследовал в кабинет. Зейтуна занесла газеты, письма и удалилась.

Перебирая бумаги, Арслан увидел конверт со штампом ЦК КП Узбекистана. Быстро вскрыл его. Письмо было от заведующего отделом строительства. Он уведомлял, что бюро ЦК приняло решение возложить на Арслана Ульмасбаева полномочия парторга на строительстве крупного цинкового завода в Алмалыке и просит его согласия. Арслан несколько раз перечитал письмо. Это было для него неожиданностью. Трудно сразу принять решение. Теперь он должен думать не только о себе, но и о Барчин, о Раано — о дочурке, которой недавно исполнилось восемь месяцев. Они взяли девочку из дома ребенка, но кто об этом не знает, не скажет, что это не их ребенок. У нее крупные черные, как маслины, глаза, слегка вздернутый носик — точь-в-точь как у Барчин. А брови, сросшиеся на переносице, что считается признаком счастья, как у отца. Арслан теперь, где бы ни был, всегда спешил домой, к своей дочурке. И как только открывается дверь, в комнате уже слышится звонкий голосок Раано:

— Па-а… Па-а…

— Да, доченька, папа пришел, — ласково говорит ей Барчин.

Неведомо, сколько Арслан просидел, задумавшись. К действительности его возвратила Зейтуна. Она открыла дверь и сказала:

— Арслан-ака, люди ждут приема. Можно входить?

— Пожалуйста. Просите…

Первой зашла старушка. Села, положив натруженные руки на колени. Арслан Ульмасбаев выслушал ее, внимательно прочитал заявление. Наложив визу, вызвал заведующего отделом.

— Товарищ Абдурахимов, эта женщина мать погибшего на войне Наркузи Файзуллаева. У нее протекает крыша. Надо произвести ремонт. Сколько времени вам потребуется на это?

Абдурахимов помолчал, размышляя, и ответил:

— Через месяц сможем приступить.

— А на ремонт сколько дней? — спросил Арслан, и заведующий заметил в его взгляде насмешку.