Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Нет. Я работаю здесь, в этом институте, — признался Таджиев, испытывая почему-то неловкость. Нахмурив брови, он взглянул на ручные часы, видимо давая понять, что спешит и пора заканчивать разговор. — Какую отметку получила Хафиза на первом экзамене? — поинтересовался он.

— Четверку, — пролепетала Хафиза.

— Попробуйте сдать третий экзамен на «отлично». Если вам это удастся, значит, еще не все потеряно. После сочинения обычно многие отсеиваются. Постарайтесь не попасть в число последних, — улыбнулся Таджиев. — А после экзамена подойдите ко мне. Теперь извините, меня ждут, до свидания! Огромный привет Пулатджану-ака!

Человек с толстым кожаным портфелем торопливо зашагал по аллее.

А Нафиса-апа с досадой думала о муже. Ведь он не мог не знать, что его товарищ работает в этом институте. И кажется, даже не последний винтик здесь. Она слышала, как абитуриенты упоминали фамилию Таджиева, когда говорили о членах приемной комиссии. Напиши муж коротенькую записку или позвони хотя бы по телефону — от скольких мучений избавил бы свою родную единственную дочь. Эх, бездушный, холодный человек, дочку не жалеет…

Нафиса-апа ворчала так громко, что прохожие стали обращать на нее внимание. Хафиза несколько раз дернула ее за рукав, но мать не обратила на нее внимания. Тогда девушка, вспылив, остановилась и сказала, что, если мать сейчас же не успокоится, она не пойдет с ней.

Нафиса-апа умолкла, взяла дочку под руку. Но по выражению ее лица было видно, что она все еще клянет в душе своего мужа.

Хафиза обернулась и знаком подозвала Умида.

— Мама, познакомься, это Умид.

Нафиса-апа подала Умиду руку, не взглянув на него. Шла, занятая своими мыслями, но вскоре заметила, что этот парень идет рядом с ее дочкой и они о чем-то разговаривают. Вспомнила фотографию, которую нашла у Хафизы. «Не хватало только, чтобы прибавилась еще и другая забота», — с раздражением подумала она, незаметно приглядываясь к парню. Ну конечно, тот самый… Она еще раз, уже более внимательно, посмотрела на Умида — он заметил это и смутился. «Ага, покраснел…» Теперь сомненьям места не оставалось. Новые беспокойные мысли горячей волной вытеснили из ее головы и экзамены дочери, и беспечность мужа, и человека с толстым кожаным портфелем…

Умид проводил Хафизу с матерью до автобусной остановки и, попрощавшись, ушел.

Последний экзамен Хафиза сдала спустя неделю.

Мать не уезжала, будучи уверена, что не найдет себе места, пока не узнает, на какую оценку дочка написала сочинение. К тому же ей хотелось самой проследить, как дочка будет готовиться к последнему и самому ответственному экзамену, от которого зависело теперь все. И когда Хафиза получила за сочинение на тему «Хамза Хаким-заде и современная литература» «отлично», Нафиса-апа почувствовала себя на седьмом небе, считая, что в этом была и ее немалая заслуга.

Однако радости этой им хватило всего на час или самое большее на день. Для зачисления в институт Хафизе недоставало одного балла. А приемная комиссия работала очень медленно, заново внимательно пересматривала личные дела поступающих.

То Хафиза, то ее мать, то они вместе почти каждый день ездили в институт, чтобы узнать, не принято ли еще комиссией определенное решение.

Нафиса-апа несколько раз звонила мужу — и домой, и на работу. Думала, может, он в последнюю минуту все-таки что-нибудь предпримет. Приемная комиссия будет работать несколько дней, и ему можно было бы успеть переговорить с Таджиевым. А тут, как назло, в этот ответственный момент Пулатджан-ака в Фергане отсутствовал: выехал в район…

И вот, это было в среду, шумно распахнулась калитка, и на пороге предстала сияющая Хафиза. Она бросилась матери на шею и, крепко обхватив ее, стала кричать в самое ухо, смеясь и не помня себя от счастья:

— Суюнчи! Суюнчи! С вас подарок за радостную весть! Меня зачислили на стоматологический факультет!

— Ой, счастье мое! Ой, поздравляю! Ой, моя дочка стала студенткой! — восклицала Нафиса-апа, похлопывая дочку по спине. Теперь она была совершенно уверена, что не приехала бы из Ферганы, все сложилось бы иначе, не испытать бы нынче дочке этой радости. — Дочка, закажи срочный разговор с отцом. Может, он уже приехал. Давай-ка обрадуем его да скажем, что и без него обошлись…

Заслышав их разговор, из летней кухни вышла бабушка, вытирая руки о полотенце:

— Доченька, дай-ка я тебя на радостях поцелую. Сегодня я встала на зорьке и сто один раз прочитала «Ло илохи илло анта субхонак», эту священную суру из корана. Стало быть, внял аллах моим мольбам, дела твои благополучны. Ты, детка моя, не из тех, кому на роду написано испытать столько тягот, сколько на тебя свалилось зараз, — и собой пригожа, и смышленая, и на язык бойкая, а получилось вон как. Не иначе как тебя кто-то сглазил. Поэтому в честь святого Баховуддина, детка моя, разожги сейчас гармол, а в святую пятницу поднеси молящимся в мечети одиннадцать куличей — маленьких лепешек, выпеченных в тандыре… — Ташбиби-хола обратилась затем к невестке и, хмурясь, проговорила: — Тому, что Хафизу сглазили, подтверждение и твой сон, что ты видела в дороге. Твое материнское сердце потеряло покой, вот ты и приехала сюда из дальних мест. Если бы не приехала да не бегала с хлопотами, а я ослабила бы свои молитвы, то Хафиза не смогла бы поступить. Сам всевышний помог нам, слава ему…

Хафиза не стала ей возражать. Опрометью кинулась в дом и стала звонить Раано. Подружки долго щебетали, словно две ласточки. Хафиза убежала из института, чтобы поскорее обрадовать мать и бабушку, и не дождалась, пока о своем зачислении узнает Раано. А сейчас ей стало известно, что у подруги тоже сегодня праздник. Они поздравили друг друга и вспоминали теперь об экзаменах, как о далеком прошлом, смеялись, незаметно перешли на разговоры о модах, заспорили, кому что больше идет. До первого сентября еще оставалось много дней, а они уже сегодня обсуждали, в каком наряде появятся в самый первый день в институте.

Потом Раано звонко рассмеялась и перебила Хафизу.

— Послушай-ка, подруженька, послушай-ка!.. — закричала она. — Уходя домой, я видела того парня!..

— Какого парня?

— А того самого, с которым ты меня познакомила. Вы разве не встретились?

— Это, наверно, был не он!

— Я не могла обознаться. Мы с ним даже поздоровались, — и Раано со значением рассмеялась.

— Ах, он, наверно, пришел после того, как я ушла!.. Хотя, может, я его и не заметила, я побежала вне себя от радости и совсем не смотрела по сторонам.

— Он сидел на скамейке как раз напротив входа и смотрел на дверь так, будто дожидался появления святого имама! — Раано снова залилась звонким смехом.

Хафиза отвела трубку от уха — ничего смешного она в этом не находила.