Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Потонув в пуховой перине, он накрылся легким атласным одеялом. Однажды тетушка Чотир сшила по его заказу ватное одеяло и, вручая ему, сказала: «Вы будете под ним видеть только хорошие сны». Сейчас ему припомнились эти слова.

Он был доволен, что вел себя нынешним вечером как джентльмен, не позволив никаких вольностей по отношению к дочери уважаемого домуллы. До сих пор он по временам испытывал угрызения совести из-за того, что посмел в тот раз обнять девушку, которая ведь тоже когда-нибудь войдет в дом своей свекрови на правах невестки. Можно же сохранить с ней дружеские отношения, не прибегая к пошлости. Если о непристойном поведении своего ученика проведает домулла, рухнут все его надежды — профессор Абиди с презрением отвратит от него свой лик.

Умида словно током пронзила мысль, что и с Хафизой какой-нибудь авантюрист может обойтись так же. «Завтра надо во что бы то ни стало с ней повидаться…» — подумал он, засыпая.

…Умид проснулся от странного ощущения, будто в комнате есть еще кто-то. Явственно слышалось чье-то нервное дыхание. Разомкнул веки и у самого своего лица увидел большущие глаза и беззвучно смеющийся рот Жанны. Словно это происходило во сне. Он резко повернулся к ней. Обнял девушку и впился губами в ее губы. Он еще не разобрал, сон это или явь… Ее гибкие руки обвились вокруг шеи, тонкие беспокойные пальцы погрузились в его спутанные волосы…

…Умид лежал неподвижно, положив руки поверх одеяла и вперив глаза в потолок… Жанна опустила голову ему на грудь.

— Я люблю вас, — прошептала она. — Я очень люблю вас… А вы? Вы меня любите?.. Почему вы молчите?.. Ну, скажите, вы меня любите?

— Да… — произнес Умид сквозь зубы, будто простонал.

— Любимый. Мой батыр. Мои муж. Я буду называть тебя моим повелителем…

Жанна поднялась, когда едва начало светать. Бесшумно подошла к окну. Двор был занесен снегом. Сонные деревья стояли словно в ночных рубашках. Вот почему сегодня так рано рассвело. Хотелось снова юркнуть в теплую постель. Но боялась разбудить Умида. Подошла к трельяжу и, присев на пуфик, приблизила лицо почти вплотную к зеркалу. Осторожно провела пальцами по припухшим векам, синим кругам под глазами, потрогала сухие, потрескавшиеся губы. Протянув руку, подобрала с пола сброшенный ночью халатик и надела его. Неторопливо причесалась, любуясь своим отражением в зеркале.

На улице становилось все светлее. Жанна решительно подошла к софе и разбудила Умида.

— Что вы со мной сделали, Умид-ака? — резко проговорила Жанна, едва он раскрыл глаза.

Умид промолчал. Какие тут искать оправдания… Он виноват во всем. Он должен был сдержаться. Должен был отвратить беду от них обоих.

— Зря ты пришла ночью… — мягко упрекнул он Жанну.

— С вас сползло одеяло, я зашла, чтобы поправить. А вы… вроде бы и не пили столько… а не помнили, что делаете…

Умид и вправду очень смутно помнил, как все произошло. Клял себя последними словами за то, что пил этот проклятый коньяк, за то, что перешагнул порог этого дома в столь поздний час, за то, что не научился до сих пор владеть собой, за то, что…

— Ладно уж, — примирительно сказала Жанна, заметив, как удручен Умид, и, засунув под одеяло руку, пощекотала его под мышкой. — Теперь, пока не встали мои предки, уходите. Пусть они пока ни о чем не знают. Я сама им расскажу обо всем. Они нас простят. Они любят меня не меньше, чем я вас. Я вас простила, и они простят…

Умид поспешно оделся. Он в армии не одевался так быстро, как сейчас. Жанна взяла его за руку и, как слепого, провела по коридору. Они шли крадучись, будто воры. В этом было что-то унизительное для Умида. Жанна бесшумно отперла наружную дверь. С улицы пахнуло морозцем. На ней был один только халатик и тапочки. Но она, кажется, не чувствовала холода. Торопливо направилась по заметенной снегом дорожке, увлекая Умида за руку к калитке. Позади них оставались следы, первые в это утро…

Жанна откинула щеколду и выжидающе посмотрела на Умида. Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— Нет. Не так… — сказала Жанна, отрицательно покачав головой.

Тогда он осторожно взял ее за плечи и со злостью поцеловал в губы.

Жанна перевела дыхание и улыбнулась.

— Это другое дело, — сказала она и, отворив калитку, выпустила его на улицу.

Говорят, понедельник — тяжелый день. Для Умида он начался с сюрприза.

Сегодня Умид проспал и опаздывал на работу. Схватил в одну руку портфель, в другую бутерброд с колбасой и скатился вниз по лестнице. Распахнув калитку, едва не наскочил на машину, загородившую выход. Собрался было выругать незадачливого водителя, так неловко поставившего свою роскошную коляску, но от изумления чуть не выронил свой завтрак. За баранкой, небрежно откинувшись на сиденье, сидел Инагамджан и читал газету.

— Ого, привет! — сказал Умид. — Рад встретить вас на нашем проспекте! Какими судьбами?..

Инагамджан неторопливо сложил газету, усмехнулся и, не взглянув даже на Умида, включил мотор.

— Нам велят, мы исполняем. Садитесь в машину, братец, — сказал он, открыв дверцу.

— Как же вы отыскали, где я живу?

— Коротка же у вас память. Забыли, как я однажды привозил вас после застолья у домуллы? Правда, вы были слегка того… Могли запамятовать.

— Что ж, давайте поднимемся ко мне, выпьем по пиалушке чаю.

— Времени в обрез, братец. В другой раз.

— Только на минутку. Не положено, приблизившись к порогу, не переступить через него.

— Сейчас вас доставлю на работу. Потом домуллу. Потом поеду за врачом для Сунбулхон-ая. Потом Жанна собиралась куда-то к двенадцати…

— Куда же она собиралась? — поинтересовался Умид.

Инагамджан посмотрел на него исподлобья.

— Мне заранее не говорят, куда они намерены ехать, братец. Я узнаю об этом в последнюю минуту.

— Ну, так вы зайдете взглянуть на мое жилище?

— Если вы так уж настаиваете, — сказал Инагамджан, нехотя выбираясь из машины. — На одну минутку только.

Инагамджан с презрительной улыбкой оглядел высокие небеленые стены, поперек которых лежали потемневшие от времени балки, служившие основанием балаханы, где обитал Умид. Подойдя к лестнице, он постукал по ней ногой, усомнившись в ее надежности.

Умид предупредил его, смеясь:

— Прошу вас, поосторожнее, любезный. Как бы вы потом не предъявили мне иск за причиненное вам увечье.

— Вай-ва-ай, — произнес Инагамджан, опасливо поглядывая наверх. — Вы приловчились тут, вижу; могли бы по канату в цирке ходить.

Умид рассмеялся:

— Если будете почаще бывать у меня, я из вас тоже сделаю канатоходца. Давайте руку.

Ощутив наконец под ногами твердый пол, Инагамджан перевел дух.