Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Не прошло и получаса, как Салимхан Абиди примчался домой. Вместе с Инагамджаном, оба перепуганные, вскочили в комнату, едва не застряв в дверях.

Увидев жену, бледную, неподвижно лежавшую в постели с разметавшимися по подушке волосами, профессор окончательно пал духом.

— Что случилось, Сунбул? — закричал он с порога. Не снимая верхней одежды, бросился к ней, схватил за руку.

Жена произнесла еле слышно:

— У меня, кажется, рак…

— Э-э… Полно тебе! С чего ты взяла?

— Горло болит, глотать трудно.

— Врач был?

— Зачем он? Сама знаю, что у меня, — с трудом проговорила жена и всхлипнула.

— Фу-ты, как перепугала, — сердито сказал Абиди. Он снял шапку и вытер платком выступивший на лбу пот. — Позвать врача? — спросил он, не скрывая раздражения.

— Вот видите! Я же говорю! Вы все это время, наверно, скрывали от меня, а теперь собираетесь спихнуть меня врачам!..

— Замолчи, ради аллаха.

— Милый, скажите правду, вы знали раньше, что я заболела раком? Знали, да? Из уважения к годам, которые мы прожили вместе, скажите правду. Ну, не молчите же!

— Ты, наверно, спятила. Где у тебя болит?

— Говорю же, горло! — разозлилась Сунбулхон-ая. — Со вчерашнего дня у меня маковой росинки во рту не было!

— А что, у нас разве нечего поесть?

— У меня в горле опухоль! Какой вы, извините, бестолковый!

— Почему ты утверждаешь это? Ты заглянула к себе в горло?

— Ваша жена будет умирать, а вы все будете шуточки шутить, домулла…

— Потому что ты напрасно оторвала меня от работы!

— Родной мой, — взмолилась Сунбулхон-ая, снова пуская слезу. — Милый домулла, единственный повелитель мой, скажите Инагамджану, пусть поскорее привезет моих родственников из старого города.

— Хорошо, — согласился Абиди. — Так бы и сказала, что тебе скучно стало! — и вышел во двор.

Инагамджан, поставив одну ногу на парапет бассейна, пробовал пробить палкой тонкий ледок, под которым, посверкивая серебристыми боками, играли небольшие рыбки. Он еще раньше домуллы догадался, что ничего страшного с женой профессора не произошло, а просто опять, как бывало и много раз прежде, на нее нашла хандра. Однако, внимательно выслушав поручение, во всю прыть помчался к машине.

Едва Салимхан Абиди, отдав распоряжение, вернулся в спальню, жена опять запричитала:

— Лежу и лежу одна. Весь день одна. Умрешь, никто и знать не будет. Дочке нашей уже пора вернуться из института. Куда она запропастилась, не знаю.

Салимхан присел на краешек постели, ухмыльнулся:

— Джаннатхон там, в институте у нас. Вчера Умиджан возвратился из командировки. Созвонились, наверно. Проходил мимо и случайно в приоткрытую дверь увидел: сидят рядышком, как горлинки, какой-то альбом рассматривают.

— Он ничего парень вроде бы…

— И я такого же мнения, — признался Абиди, радуясь в душе, что может отвлечь жену от ее мрачных мыслей.

— Я бы теперь спокойно умерла, если б успела пристроить нашу Джаннатушку замуж…

— Ты опять о своем последнем часе? — Абиди с досадой хлопнул себя по колену. — Вижу, ты сейчас начнешь диктовать мне завещание!..

— Она очень привязалась к Умиджану. Замечаю я, даже скучает по нему… — задумчиво молвила Сунбулхон-ая, пропустив мимо ушей замечание мужа.

Хотя Абиди не раз думал о том же самом, ему сейчас неприятно было распространяться по этому поводу. Он знал, что это неотвратимо: дочь рано или поздно выйдет замуж. Но торопить события ему не хотелось. Все отцы выдают дочерей без особой радости. Он не был исключением. Но Умиджан ему нравился, что правда, то правда.

— Сказать прислуге, чтобы приготовила ужин? — спросил он, насупившись.

— Мне есть не хочется, мой властелин. Я вот о чем давненько думаю… Что, если мы этого паренька возьмем к себе в дом? Ведь приютить бездомного — тоже заслуга перед аллахом…

Абиди раздраженно всплеснул руками:

— Слушай, золотце, ты действительно заболела? Или для того меня вызвала, что вдруг посоветоваться решила? Ты же меня оторвала от дела государственной важности!

— Мой гений, пусть ваша работа теперь уже на засасывает вас, как болото. В свое время вы немало сделали для государства. Теперь пусть и другие поишачат. Или вам своего здоровья не жалко? Вы — Салимхан Абиди. Слава впереди вас идет. Теперь уже, хоть в пожилом возрасте, умерьте свой пыл, поживите спокойно, для себя поживите, для семьи. Вон поглядите, люди умирают, не оставив и памяти по себе…

Жена всегда умело пользовалась этими, заранее припасенными словами. Не ошиблась и на этот раз. Муж взял ее руку и, поднеся к губам, проворковал:

— Душенька, ангелочек мой, сейчас прибудут наши старушки, они развлекут тебя. А я должен отправиться в институт. Я на вечер назначил совещание. Некрасиво получится, если все соберутся, а я не явлюсь. Проведу это совещание, будь оно неладно, и скоренько вернусь. Тогда и начну жить, как ты советуешь.

Сунбулхон-ая закрыла глаза и чуть заметно кивнула в знак согласия головой.

Во дворе послышались голоса. В окно Абиди увидел Инагамджана, возглавившего вереницу семенящих за ним родственниц. Как он только вместил их всех в машину? Наверно, привез всех, кого застал дома. Прежде чем подняться на айван, старушки тщательно вытирали ноги. Наконец одна за другой, нашептывая молитвы, зашли в прихожую. У дверей стояла прислуга, держа в руках полотенце, и, здороваясь с каждой, показывала, где они могут помыть руки с душистым мылом. Так велела хозяйка.

— Ах, зачем это, ведь у нас руки чистые, — рассердилась одна из старушек.

— Что поделаешь, если ослушаетесь, меня поругает аяджан, — отвечала прислуга.

Старуха прикоснулась кончиками пальцев к струе под краном, отдернула руку, провела ею по кисейному платку, что был у нее на голове, и ступила в комнату Сунбулхон-ая.

Гости обступили свою красавицу пери, не заметив, как муж ее потихоньку вышел из комнаты. Они принялись расспрашивать больную о ее самочувствии. Сунбулхон-ая привыкла к этим церемониям и терпеливо отвечала на все вопросы родственниц. Прислуга принесла чаю. Старушки погрелись горяченьким, а затем двое тетушек остались сидеть у изголовья Сунбулхон-ая, выкладывая ей городские новости; одна из старушек разожгла гармол, принесенный с собой, дабы его дымом, освященным всемогущей молитвой, изгнать из бедняжки Сунбулхон сатану. Остальные отправились в летнюю кухню, чтобы помочь прислуге кухарить: ведь ужин-то сегодня готовился по их заказам.

Старшей тетушке было уже за семьдесят. Она подсела поближе к любезной сердцу племяннице и, легонько поглаживая ее по плечу, стала рассказывать шелестящим, монотонным голосом поучительные истории из старых книг. Сунбулхон-ая слушала, слушала — и ее стало клонить ко сну…