Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Саримсак-ходжи был уверен, что и его мнение важно для молодого ученого из столицы. Неспроста гость так внимательно слушал и что-то записывал в блокнот. Кончив говорить, он многозначительно посмотрел на Умида, по лицу стараясь заприметить, какое впечатление произвели его слова и будут ли они доведены до сведения высокого начальства.

Разговор продолжался еще долго. Умид пришелся по душе аксакалам. И был рад этому. Это не так-то просто — поправиться сельским старикам, которые, как и все люди их возраста, не питают особого доверия к нынешней молодежи, считают ее несерьезной. Они сразу же отметили про себя почтение, с каким Умид обращался к ним. Внимательно слушал их, ни разу не перебивая, только кивком головы давал понять, что слова стариков ему интересны. И совсем неспроста Кошчи-бобо, как бы между прочим, заметил: «Слово обрати к разумеющему, а сердце свое — к сердечному». И, оглядев приятелей, дружелюбно похлопал Умида по спине.

Наконец подал голос, покашляв в руку, Ариф-бобо:

— И еще следует в землю навоз вносить. Разве я не прав?

— Ты прав, дружище. Но в первую очередь севооборот! — сказал Кошчи-бобо, теребя пальцами конец бороды. — Ведь человеку, если он заболел или переутомился, дохтур советует поехать на курорт. Человек подлечится, отдохнет — и начинает работать, будто заново родился. Земля тоже должна отдыхать!..

На следующий день Умид, решив посетить областную селекционную станцию, выехал в Фергану. Он рассчитывал найти там что-нибудь полезное для своей диссертации. Приехав, разыскал работников, с которыми познакомился на прошлом совещании. Рассказал им о теме, над которой работает, и попросил показать все, что, на их взгляд, его может заинтересовать.

Лаборанты долго водили гостя по оранжереям. Вскоре Умид понял, что для того, чтобы внимательно осмотреть всю селекционную станцию, одного дня не хватит. Он даже отказался пойти обедать, когда его пригласили, остался просматривать записи в дневнике наблюдений…

В Тупкайрагач Умид вернулся уже затемно.

Кошчи-бобо сказал, что днем дважды приходил к нему их колхозный агроном, о госте справлялся. Обещал заглянуть еще вечером.

Спустя час, когда приступили к чаепитию, в комнату вошел парень примерно тех же лет, что и Умид. Познакомились. Звали его Хидирбай. Он и был главным агрономом колхоза «Зарбдор». Умиду показалось даже, что они где-то виделись раньше. Из разговора выяснилось, что Хидирбай закончил Ташкентский сельскохозяйственный институт в тот год, когда Умид учился еще только на втором курсе. Когда Умид служил в армии, Хидирбай был уже студентом. Им нашлось что вспомнить, о чем поговорить. Они не заметили, как за разговором осушили несколько чайников чаю, которые то и дело приносила им жена Кошчи-бобо.

Хидирбай в основном соглашался с мнениями аксакалов кишлака.

— Они советуют не злоупотреблять химикалиями, не предавать полному забвению методы ухода за землей, которыми пользовались еще наши прадеды, — говорил Хидирбай.

— А вы как считаете?

— Конечно, нельзя вовсе отказаться от минеральных удобрений, чего настоятельно требуют некоторые особо несговорчивые старики, но надо умело ими пользоваться. Один вид удобрения даст положительный эффект на одной почве и приносит вред на другой. А мы всюду сыплем одно и то же в равных дозах. Нам велят — мы выполняем. Никто не хочет считаться с нашими условиями. Да их и не знают те, кто отдаст распоряжения…

— Стоп, а вы ставили в известность тех, от кого это зависит?

— Пытался, во всяком случае, — неуверенно проговорил агроном, отводя взгляд в сторону.

— Пытались или доказывали?

— А что доказывать, — махнул он рукой безнадежно. — Все равно тебя никто слушать не станет…

— Вот как? А не считаете ли вы, что все исходит от нашей собственной инертности?

— Есть, конечно, и это, — замялся Хидирбай, ставя пиалу на дастархан. Кошчи-бобо, молча слушавший беседу двух специалистов, налил ему чаю. — Если станешь очень уж сопротивляться, себе только беды наживешь… Уж сколько раз твердил я нашему председателю, что надо бы внять советам опытных дехкан. Ведь вилта год от году становится все больше…

Умид пришел к выводу, что председатель колхозного агронома ни в грош не ставит. Не имеет Хидирбай должного авторитета и среди дехкан: не то возраст помеха, не то не внушают доверия его агрономические знания.

После ухода Хидирбая Кошчи-бобо сказал Умиду, что председатель использует агронома больше на побегушках, нежели как специалиста.

Утро выдалось холодное, но солнечное. Земля затвердела. Пока она не успела оттаять, Кошчи-бобо повел Умида за кишлак, чтобы показать ему поля. Упругий ветер пощипывал щеки. Умид застегнул пальто на все пуговицы, шею обмотал шерстяным шарфом. С беспокойством поглядывал он на Кошчи-бобо, размашисто шагающего, заложив руки за спину и выставив вперед клинышек бороды. Полы его халата развевались, ворот расстегнут — будто старик из упрямства подставлял навстречу ледяному ветру раскрасневшуюся, как кожура граната, грудь. С восхищением думал Умид о том, что этот человек с молодости не ведал вовсе, что такое простуда и кашель.

Они перебрались по бревну через сухой арык. Миновали плантацию низкорослой молодой шелковицы и вышли к широкому полю, рябому от наметенного в борозды рассыпчатого снега. Дальше, до самого горизонта, — ни деревца. Кошчи-бобо шел по меже уверенной поступью, как обычно ходит человек, хорошо знающий, куда держит путь. Умид, стараясь не отстать, иногда скакал петушком. Старик неожиданно свернул с межи и направился прямо по кочкам в глубину поля. Наконец остановился и, растопырив пальцы обеих рук, показал на землю у своих ног.

— Вот здесь в нынешнем году весь хлопчатник погиб от вилта, — сказал он. — Прежде на этом поле мы снимали по тридцать два центнера хлопка с гектара. Правда, тогда оно делилось на множество карт, разграниченных межами. Теперь мы все межи сровняли. На таком просторном поле куда сподручнее работать технике. Все бы хорошо, да вот беда — скоро уже десять лет, как мы сеем здесь один только хлопок, ни разу не высевали клевер. Выжали, считай, из этой земли все соки… Хорошо еще, осенью вспахали это поле — за зиму наберется влаги. Но в колхозе есть бригады, где не успели провести пахоту, есть участки, где даже гузапая не убрана… — Кошчи-бобо нагнулся и взял пригоршню земли. — Вот она, земля наша. Похожа на наркомана… Если вы повезете в свое учреждение комочек земли с этого поля и проверите, то увидите, сколько в ней инородных примесей. — Старик уловил недоумение во взгляде Умида и, поразмыслив минутку, пояснил: — Вижу, странно, что я землю сравнил с наркоманом… Человек не замечает, как оказывается во власти этой болезни. Чтобы пребывать в хорошем настроении, такой человек должен с каждым днем все больше и больше принимать терьяка, который издревле считается одним из самых сильных наркотиков. Он уже не может жить без него. Стоит ему на один день лишиться терьяка, он корчится от мук и погибает… Так вот, не нужно растения приучать к терьяку, сынок. Передайте мои слова вашему почтенному наставнику. Скажите, Кошчи-бобо так, мол, сказал…