Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Ну и высотища! — сказал он. — Здесь удобно муэдзинам жить: можно, не поднимаясь на минарет, скликать правоверных на молитву.

— Вам так кажется с непривычки, — сказал Умид, приглашая гостя в комнату.

Здесь было тесновато, зато тепло. Инагамджан сразу оценил это. Справа от дверей — железная печка, еще теплая. В углу — кровать, покрытая чем-то не то коричневым, не то ржавым. Удивительно, как этот рослый парень умещается на таком узком ложе. Вплотную к кровати придвинут стол, грубо сколоченный из досок. Значит, постель заменяет хозяину и мягкое кресло для работы. Вот, пожалуй, и все богатство молодого ученого. Да, еще книги. Полки в нишах сплошь заставлены книгами. Большими и малыми, толстыми и тонкими.

Инагамджан остановился напротив фотографий, висевших на стенке.

— Это кто? — спросил он, ткнув пальцем в портрет.

— Отец.

— Да, помню, вы говорили, он погиб на войне…

— Он вернулся с войны. Только вскоре умер.

— А это кто?

— Мать… Она умерла раньше отца. Я тогда был совсем еще мальцом и ее почти не помню. А этот двор, где я живу, принадлежит моему дяде. Я в его семье рос…

— Да, братец, что поделаешь, так устроена жизнь, — произнес Инагамджан и вздохнул. — Одни с самого рождения словно сыр в масле катаются, а другие… А эта девушка кто такая?

Инагамджан внимательно разглядывал фотографию Хафизы в тонкой бронзовой рамке.

— Родственница, — сказал Умид, помедлив.

— Ничего. Недурна. Жаль, я уже семейный, а то бы, может, мы с вами породнились.

— Да… Недурна… — задумчиво повторил Умид.

— А вы живете богато, — многозначительно сказал Инагамджан.

Умид развел руками: дескать, что поделаешь, может, когда-нибудь и мы заживем по-людски. Но на лице гостя он не уловил иронии. Инагамджан жестом показал на книги и пояснил:

— Книги и ученье вас сделали богатым. Не то бы вас ни в грош никто не ставил.

Умид пожал плечами.

— Если вы считаете богатством накопленное вот здесь, — он постучал указательным пальцем себя по лбу, — то я еще очень беден, Инагамджан.

— Вы серьезно?

— Вполне.

— А как же собираетесь встать на одну ступеньку с домуллой?

Умид поставил чайник на электрическую плитку, обернулся:

— Что вы сказали?

— А что слышали, — засмеялся Инагамджан. — Слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Я не собираюсь равняться с домуллой. Я его ученик, и только. По отношению к нему мы с вами, можно сказать, играем одинаковую роль: вы исполняете его поручения по дому, а я в институте.

— Может, вы и правы, братец. Однако осторожность еще никому не вредила. Надо груз поднимать по силам. Говорят, когда штангист берет вес не по силам, у него ломается хребет…

— Не понимаю ваших намеков, Инагамджан.

— Понимаете. Всё понимаете. Вы же умный парень, Умиджан. Не надо кривить душой… Я хочу сказать, ваше богатство только вот здесь, — Инагамджан выразительно постучал себя по лбу. — А у Абиди вот здесь тоже, — он похлопал по карманам. — Поэтому ваше это, — он снова показал на лоб, — может стать всего-навсего приложением к чужому этому, — он опять похлопал себя по карманам и рассмеялся. — Кажется, я начал трепаться. Я парень простецкий, что на уме, то на языке. Не осудите, братец.

Инагамджан заговорщицки подмигнул и хлопнул Умида по плечу. Умид отвел глаза, силясь улыбнуться. Но ему отнюдь не было весело.

— А где же чай? — спохватился Инагамджан. — Вы же пригласили на пиалушку чая!

— Сейчас закипит.

— Нет, спасибо. Задерживаться больше не имею права. Считайте, что вы меня наказали за болтливость. Поехали.

Инагамджан вел машину по узкому проулку осторожно, боясь на крутых поворотах поцарапать полировку.

Он доставил Умида в институт к сроку и поехал за профессором Салимханом Абиди.

На второй день Инагамджан опять заехал за Умидом. На третий день тоже. И на четвертый. И так каждый день. Услышав сигнал автомобиля, остановившегося у калитки, Умид опрометью сбегал вниз и садился на заднем сиденье, где обычно сидел домулла. Вскоре он убедился, что это совсем неплохо, когда за ним каждое утро приезжает машина. К хорошему, оказывается, человек привыкает очень быстро. Порой Умиду даже казалось, что он никогда вовсе и не ездил ни на каком другом транспорте, не простаивал под дождем на остановках.

Как-то повстречалась Умиду в проулке тетушка Чотир, остановила его, стала расспрашивать о здоровье, о делах. Сказала, что видит, как по утрам в одно и то же время под балаханой Умида появляется «Волга» цвета слоновой кости и отвозит его на службу. «Я же говорила вам, сынок, что ученье помогает человеку рано или поздно отыскать дорогу. Видите, какой вы нынче авторитетный, к вашему порогу машину подают. Вы станете еще более значительным человеком. О аллах, пусть сбудутся мои слова!..»

Однажды в середине дня — Умид собирался идти на обед — в институте появилась Жанна. Она миновала кабинет, где сидел отец, — и глазом не повела на дверь, прямехонько направилась к Умиду.

Присесть отказалась. Держа лайковые перчатки в одной руке, слегка ударяла ими о другую ладонь. Жанна явно была чем-то взволнована.

— Вы можете проводить меня в одно место? — спросила она подрагивающим голосом.

— Конечно. Но…

— Никаких «но». Идемте.

— Жанна, я же нахожусь на работе. Меня в любой момент может хватиться домулла.

— Не хватится. А если хватится, я буду держать отчет перед ним, не вы.

Умид пожал плечами и стал не торопясь убирать со стола бумаги.

— Побыстрее можно? Экий вы…

Инагамджан дожидался у подъезда, не снимая рук с баранки и не выключив мотора. Едва Жанна захлопнула дверцу, рванул машину с места.

Умиду всякий раз казалось, что шофер недоволен тем, что ему приходится для его персоны подавать машину ни свет ни заря. И, словно желая обелить себя перед ним, Умид сказал Жанне:

— Вы каждое утро за мной присылаете машину. Не стоит этого делать. У Инагамджана и без того дел невпроворот. Зачем еще лишние хлопоты…

— Это не ваша забота, — строго сказала Жанна. — Наш шофер приходит к восьми утра. А папа уезжает в институт в одиннадцать. Целых три часа машина свободна. Мама? Маму вы знаете, она обычно спит до половины двенадцатого. Сейчас это модно, подолгу спать. Ох, если б не этот институт, я бы тоже досыта высыпалась. Почему, вы думаете, француженки такие красивые? Потому что они спят минимум до полудня, Лицо при этом отдыхает, морщины не появляются…

Умид промолчал.

Когда выехали на центральный проспект, Инагамджан спросил:

— Куда теперь, Жаннахон?

— К ТашМИ. Остановите у главного корпуса.

— Что мы там будем делать? — спросил Умид, стараясь не выдать тревоги.

— У меня дело, — холодно ответила Жанна, разглядывая прохожих.