Мирмухсин - Чаткальский тигр

— Гулгун… Мне нужна Гулгун. Позовите…

— А кто ее спрашивает?

— Послушайте, что вам за дело до этого? — вспылил Караджан. — Пригласите, пожалуйста, если она там.

Караджан шумно дышал, с трудом сдерживаясь, чтоб не отвести душу, нагрубив как следует, но в это время в трубке зашелестело, она стукнулась о что-то, и в ней прозвучал плавный голос Гулгун:

— Это вы, Караджан-ака? Здравствуйте!

— С кем это ты там? — глухо пробурчал Караджан.

— Брат Таманно. Он только что зашел, учит нас играть в «девятку», — засмеялась Гулгун.

Она, видно, догадалась, кто позвонил, и выхватила трубку. Но настроение у Караджана уже было испорчено.

— Я хотел с тобой поговорить, — сказал он.

— Я вас слушаю, Караджан-ака.

— А увидеться мы не можем?

— Можем. Где вы сейчас? Я приду.

Караджан назвал кондитерский магазин на углу махалли, неподалеку от дома Музаффаровых, и, вскочив в машину, помчался туда. Он подъехал раньше, чем появилась Гулгун. Зашел в магазин и купил сигарет. Выйдя на улицу, закурил. И тут издалека увидел Гулгун, идущую с высоким парнем. Они тоже, кажется, заметили Караджана. Парень сделал попытку взять Гулгун под руку, она отстранилась и ускорила шаги. Парень ей что-то сказал, помахал рукой и свернул в переулок.

— Здравствуйте, — с улыбкой сказала Гулгун, подавая руку.

Караджан хмуро кивнул. Отвечая на рукопожатие, он не задержал, как прежде, ее ладонь в своей. И опять невольно посмотрел в ту сторону, где скрылся долговязый парень.

— Это же Хайрушка, — смеясь сказала Гулгун. — Как только я стала собираться, и ему загорелось пойти к приятелю…

Они некоторое время шли молча. Под ногами шуршали опавшие сухие листья. Кроны деревьев сделались прозрачнее и почти не задерживали солнечных лучей. Октябрьское солнце не обжигало, а приятно грело, сделавшись добрее. В арыке журчала, прыгая по обнаженным и вымытым до желтизны корням, вода, прозрачная, какой она бывает только осенью.

— Как учеба? — спросил Караджан, чтобы только не молчать, потому что их молчание чересчур затянулось.

— Спасибо, все хорошо, — произнесла Гулгун и, помолчав, спросила: — Вы мне хотели что-то сказать?

— Я получил квартиру, — сообщил он.

— Поздравляю.

— Мы теперь можем справить свадьбу. Я жду только твоего согласия.

Девушка вложила свою теплую ладошку в его руку. Он порывисто сжал ее пальцы, и она улыбнулась, изломив брови от боли.

— Вы же знаете, я согласна. Только надо подождать, — тихо сказала она, глядя на него с нежностью.

— Сколько же еще ждать?

— Мне сначала надо закончить учебу.

— Закончишь! Если хочешь, я каждый день буду привозить тебя в институт из Чарвака!

Гулгун засмеялась его горячности.

— Потерпите, — сказала она, легонько пожав его руку.

И опять в сердце Караджана скользким неприятным холодом заползло подозрение.

— А может… другая тут причина? — с трудом выговорил он, глядя в сторону.

Гулгун остановилась и дернула его за руку:

— О чем вы подумали?

Караджан пристально и изучающе разглядывал ее красивое лицо. «Не сватается ли к тебе этот Хайрушка? Не специально ли его родители привезли тебя в Ташкент, чтобы свести вас?» — хотел сказать Караджан, но побоялся, что этим обидит Гулгун, и у него не повернулся язык. Он шумно вздохнул и махнул рукой, как бы отгоняя нелепые мысли. Заставив себя улыбнуться, предложил:

— Давай весь день проведем вместе. Погуляем по парку, я покатаю тебя в лодке. Сходим в кафе-мороженое. Ты же любишь мороженое, я знаю! А на вечер я достану билеты в театр. Ну как?..

— Я сегодня пообещала Мархамат-апа помочь постирать. Скажет, нарочно сбежала, обманула…

— Так… — произнес Караджан, делая свои выводы. — Ну, а вечером?

— Ой, Караджан-ака, вы всегда сваливаетесь как снег на голову. Я же не знала, что вы приедете. Вечером ко мне должны приехать девочки — будем готовиться к семинару по «актуальным вопросам кардиологии».

— Так. Все ясно, — сказал Караджан.

— Не сердитесь, Караджан-ака, ну, пожалуйста. Я вам говорю правду.

Однако разговор у них дальше не клеился. Они погуляли около часа по старым тихим улочкам и вернулись к тому самому месту, где встретились. Обычно, проводив Гулгун, Караджан стоял, глядя ей вслед, пока ее фигурка не затеряется за серыми стволами платанов, растущих вдоль тротуара. Сейчас он сразу сел в машину и рванул ее с места. Дверца с треском захлопнулась сама…

К полудню солнце начало припекать почти как летом. В салоне сделалось жарко. Караджан опустил боковое стекло. Все больше одолевала жажда, будто у него внутри разгорался костер. Сейчас он остановится в Ходжакенте и зайдет в чайхану. Но вряд ли этот огонь можно будет загасить несколькими пиалами крепкого чая.

Около чайханы в тени древних чинар уже стояла целая вереница «Жигулей», «Москвичей» с ташкентскими номерами. Караджан с трудом втиснул свой газик между ними.

Под навесом, где стояли дюралевые столики, не оказалось ни одного места. По два-три стола были составлены вместе и облеплены, как мухами, приехавшими из Ташкента щеголями. По тому, как ярко и пестро они были одеты, нетрудно догадаться, что они почти все работают за прилавками магазинов или имеют крепкую связь с торгашами. Видать, за трудовую неделю все они очень устали и в выходной день решили выехать за город. Пока в казанах, шкворча, жарилось мясо и ошпазы, крошили морковь и лук, они резались в карты, играли в домино и рассказывали со смаком последние анекдоты. То в одном конце чайханы, то в другом раздавались взрывы хохота.

Вокруг родника, бьющего из-под земли и образовавшего широкий бассейн с песчаным дном, стояли сури, застланные паласами. И на них было полно людей. Похожий на откормленного бычка, возлежал, подложив под бок подушку, краснощекий парень в белой шелковой рубашке. Держа в зубах дымящую сигарету, он расставлял на доске шахматные фигуры. Сразу ясно, что этот тип никогда в жизни не занимался физической работой — тело рыхлое, как тесто, на потной шее складки.

Караджан зачерпнул из родника полную касу холодной как лед воды и выпил до дна. Зачерпнул еще и, переведя дух, осушил до половины вторую касу. С неприязнью посмотрел на шумливых бездельников, захвативших этот уютный уголок под величавыми чинарами. «Пригнать бы с плотины бульдозер и выгрести всю эту нечисть, от которой людям больше вреда, чем пользы! — подумал он. — Тот, кто копошится в горах, трудится день-деньской, жарясь под солнцем, вот кто должен отдыхать здесь! Но, увы, никого из них тут нет…»

Поодаль, за чайханой, между стволами чинар виднелась скала. На ней кто-то коричневой краской «увековечил» свое имя. «И камень опоганили!» — подумал Караджан, уверенный, что это сделано кем-то из гуляющих тут прохвостов.