Мирмухсин - Чаткальский тигр

Мудрыми людьми сказано: «Куй железо, пока горячо». На следующий день Файзулла Ахмедович и Амир Равнак поехали в Чарвак.

Садовников их встретил приветливо. В тот же день он издал приказ о назначении Музаффарова начальником отдела кадров.

— Нам нужно быть поближе друг к другу, чтобы мы в любой момент могли с вами советоваться, — сказал ему Садовников.

С быстротою молнии по Ташкенту распространились слухи: «Смыло водой Чарвакскую плотину, на Ташкент несется сель!..» Среди горожан, напуганных землетрясением тысяча девятьсот шестьдесят шестого года и ураганом следующего, шестьдесят седьмого, который срывал с домов крыши, вырывал с корнями деревья, разговоры эти посеяли панику. Одни, подхватив детей, спешили поскорее убраться из Ташкента подальше, другие кидались к телефонам, звонили друг другу, выспрашивая подробности. День напролет люди не выключали телевизоры и радиоприемники, боясь пропустить выступления руководителей города: может, успокоят всех, а может, велят готовиться к срочной эвакуации.

Пересуды, родившись на Алайском базаре, за два-три дня, точно вирус, распространились повсюду. Хотя каждый понимал, что сель не добирался бы до Ташкента так долго, напряжение не спадало, тревога не покидала. В трамваях и троллейбусах только об этом и говорили:

— Если миллиард кубометров воды из озера, расположенного на две тысячи метров выше уровня моря, хлынет вдоль долины Чирчика, думаете, в Ташкенте уцелеет хоть один дом?

— Что вы-ы! Останется ровнехонькое место!

А люди с чересчур богатым воображением, насмотревшиеся фильмов о шпионах, или те, что считали себя чрезвычайно «бдительными», не упускали возможности заметить:

— Говорят, какой-то иностранный диверсант взорвал плотину и сам погиб.

— Эх-хе-е, совсем уже близко светопреставление, — вздыхал какой-нибудь суеверный старик и молитвенно проводил ладонями по клиновидной бородке. — Когда в сорок первом году вскрыли гробницу амира Тимура в Самарканде, сразу же началась война. А сейчас попирают гробницу святого шейха Умара в кишлаке Багистан и могилы святых в Ходжакенте. Может ли аллах терпеть все это и не наслать на людей потоп?..

Амир Равнак, услышавший про это в субботу вечером, принялся названивать домой Файзулле Ахмедовичу. Как нарочно, телефон не подключался. Видно, чересчур перегружена линия. Поутру, чуть свет, побежал Амир Равнак к приятелю и забарабанил в еще запертую калитку кулаком. Вышла Таманно с припухшими после сна глазами и сказала, что отец уже несколько дней не был дома. И, вопреки обыкновению, даже в субботу не приехал.

Не дослушав приглашения зайти, Амир Равнак почти бегом кинулся обратно. Пальто расстегнуто, концы шарфа развеваются, фетровая шляпа сдвинута на затылок. Запарился. Хотя день был довольно прохладный, в воздухе порой летали «белые мухи» и, опускаясь на пыльную сухую землю, таяли и покрывали ее мокрыми пятнами.

«Вдруг этот неугомонный Файзулла попал в беду и ему требуется помощь? Понесла же лихоманка в кипящий котел старого непоседу!.. Теперь переживай из-за него…»

Амир Равнак вскочил в свою машину и поехал в Чарвак. За городом дорога тянулась вдоль берега Чирчика, и он то и дело с тревогой поглядывал на реку. Временами — особенно, когда солнце скрывалось за темной тучей, предвещавшей близкий снег, и на землю набегала густая тень, — казалось, вот-вот возникнет впереди черный, огромной высоты вал жидкой грязи и камней, уже пожравший по пути кишлаки с людьми и всей живностью, мосты, машины, поезда, закачается земля от тяжкого его гула, и не успеет он даже развернуть машину… Река, однако, текла спокойно, и поверхность ее рябилась от солнца, слепя глаза.

Через два часа стремительной езды Амир Равнак сделал первую остановку в Ходжакенте. Люди в чайхане преспокойно сидели за столиками, беседовали и пили чай. Из репродуктора лилась веселая музыка. На ветвях старых чинар отдыхала стайка индийских скворцов, запоздавших с отлетом, и выводила трели, давая свой прощальный концерт.

Амиру Равнаку поскорее хотелось расспросить о селе. Но все здесь было так спокойно, умиротворенно, что подобный вопрос показался ему просто неуместным. Пробравшись между столиками, он опустился на стул и, положив руку на край стола, забарабанил пальцами, все еще не отдавая себе отчет в происходящем.

— Вам чаю, домулло? — спросил чайханщик.

— Да, пожалуйста. Зеленого, — сказал Амир Равнак, но через мгновение отказался, быстро поднявшись с места и вызвав недоумение у чайханщика, уже обдавшего чайник кипятком: — Впрочем, не надо, я сперва прогуляюсь немного…

Амир Равнак вспомнил, что, поднявшись в гору и достигнув пещеры, где когда-то жили отшельники, в ясную погоду можно увидеть строящуюся плотину. Чтобы окончательно успокоиться, он решил взглянуть на нее своими глазами. И потихоньку стал подниматься по идущей вверх тропинке. Упругий холодный ветер обжигал лицо, и глаза слезились. И все же взору его вскоре открылось продолговатое синее блюдо долины между двумя хребтами — Чаткалом и Чимганом. Амиру Равнаку казалось, что он парит над нею. Как фольга блестела внизу, извиваясь, делясь на множество нитей, которые то сливались, то опять распадались, река. А рядом с ней серела полоска дороги, по которой сновали черные точки машин, похожие на муравьев.

Поэт долго протирал очки кончиком галстука и, надев их, разглядел вдалеке, за синей толщей холодного воздуха, еле приметную лиловую линию, соединяющую Чаткальский кряж с Чимганским. Это и есть плотина. Он стоял и смотрел на нее, пока не почувствовал, что его пронизывает ветер и он изрядно продрог. И Амир Равнак стал медленно спускаться к вековым чинарам, которые казались отсюда не более метелок, а чайханы под их сенью и вовсе не было видно. Он ощущал то радостное чувство, которое испытывает человек, проснувшийся от тяжелого, кошмарного сна.

Он зачерпнул ладонью воды из родника и провел влажными руками по лицу, прежде чем подсел к столу, за которым двое здоровенных джигитов пили чай. Видно, это водители «МАЗов», стоящих неподалеку на обочине. Один из них протянул ему пиалу с чаем.

— Как у вас тут? Все в порядке? — спросил Амир Равнак.

— Разумеется! А разве может быть иначе? — белозубо улыбнулся тот, кто подал чай.

А другой спросил:

— Вы не здешний, домулло?

— Из Ташкента я. Там болтают, будто плотину прорвало…

— Да ну?! — удивился первый джигит. — Выходит, ташкентцы порядочные паникеры, мулла-ака, не в обиду будет сказано.

А второй недовольно проворчал:

— Что они там думают, мы тут в игрушки играем, что ли? Этой плотине и сто бомб вреда причинить не смогут! Это же настоящая гора! Что может сдвинуть с места гору?