Мирмухсин - Чаткальский тигр

…Караджан свернул на улицу, где жили Музаффаровы уже в одиннадцатом часу. Фары полоснули ярким светом оголенные деревья, вытянувшие к небу тощие ветви, словно приготовились ловить на ладони первые снежинки. Тротуары были устланы мокрыми коричневыми листьями, — видно, здешние дворники не слишком утруждали себя. Выбеленные стены домов и заборы были в потеках от дождей. Они мелькали и пропадали в свете фар. На улице ни души. Караджан остановил машину в значительном отдалении от ворот Музаффаровых и выключил свет. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и по противоположной стороне улицы направился к дому Файзуллы Ахмедовича. Поверх забора было видно, что их окна освещены. Остановившись под деревьями, где тьма погуще, Караджан приподнимался на цыпочки, вытягивал шею, но ничего не мог разглядеть, кроме верхних стекол окон.

Серединой улицы прошли двое подвыпивших мужчин. Когда их шаги стихли, Караджан крадучись пересек дорогу. Минуту постоял на тротуаре, прислушиваясь и озираясь, стараясь унять сердцебиение. Потом подошел к глинобитному забору, с которого местами отвалилась штукатурка, и, подпрыгнув, уцепился; отыскал ногой упор, подтянулся и прямо перед собой увидел в окне, зашторенном тюлем, Таманно. Полулежа на кушетке, она читала книгу. А где же Гулгун? Его сердце опять беспокойно заколотилось. Он ждал, а она все не появлялась. Руки уже начали дрожать от напряжения. Может, зайти и спросить?.. Но чем он объяснит семье Файзуллы Ахмедовича свой визит в столь неурочный час? Скажет, что, питая сомнения, решил проверить благонравие жены и потому в такое позднее время примчался, запыхавшись, из Чарвака?.. Нет, нельзя этого делать. Это произведет на Мархаматхон и ее дочерей неблагоприятное впечатление. И что подумает Файзулла Ахмедович, когда об этом узнает?..

Караджан уже собирался спрыгнуть с забора, как вдруг за тюлевой занавеской промелькнула Гулгун. Через секунду она опять появилась — протянула подруге пиалу с чаем. Уфф, как хорошо, что она дома! У Караджана сразу отлегло от сердца. Гулгун присела на краешек кушетки рядом с Таманно и, заглядывая в книгу, которую та читала, что-то ей говорила и отхлебывала из пиалушки чай.

Пожалуй, Караджан так бы смотрел и смотрел на нее, но вдруг услышал шарканье чьих-то шагов. Оглянувшись, увидел старуху, прошедшую мимо. Она, видать, не сразу заметила его. А различив в темноте, испугалась и шмыгнула в соседнюю калитку.

Чертыхнувшись, Караджан спрыгнул с забора. И тотчас из соседского двора донесся ее тягучий хрипловатый голос.

— Мархама-а-ат!.. Мархамату-у-у!.. — звала старуха, заглядывая через низкий дувал, разделяющий их дворы. — Выходите скорее! К вам воры лезут через забор!..

«Тьфу, будь ты неладна!» — проворчал Караджан и поспешно зашагал прочь. Он уже сидел в машине, когда та самая старуха опять появилась на улице, теперь уже с двумя мужчинами, и, указывая на забор, что-то громко и возбужденно говорила. Караджан счел за лучшее поскорее убраться. Не зажигая фар, он круто развернул машину и умчался по притихшей сонной улице. Теперь он успокоился и мог возвратиться в Чарвак. Но все же не хотелось уезжать, не повидав Гулгун. Через несколько минут он подкатил к воротам Амира Равнака. Позвонил. Он знал, что творческие работники обычно засиживаются допоздна, и не сомневался, что поэт еще не спит. Открывший калитку Амир Равнак с удивлением уставился на Караджана:

— Какими судьбами?

— Ассалам алейкум!

— Ваалейкум ассалам! Прошу, укаджан, входите. — Амир Равнак, стоя за высоким порогом, широко распахнул калитку. Он был в полосатой пижаме и темном берете на седой голове, что делало его похожим на Ромена Роллана.

— Амир-ака, я переночую у вас, если не возражаете, — сказал Караджан.

— Конечно, конечно! Разве я вам позволю так поздно уехать в ваш Чарвак!

— Машину оставить здесь?

— Вы на машине? Лучше загоните во двор.

Караджан направился к машине, а хозяин тем временем откинул щеколду и развел в стороны створки ворот. Машина мягко вкатилась под навес. Помогая хозяину закрыть ворота, Караджан солгал:

— В тресте было совещание, затянулось очень. Ну и болтуны, до чего же длинно говорят! Я как только вышел, прямехонько направился к вам.

— Хорошо сделали. Спасибо, дорогой, очень хорошо сделали! — искренне радовался Амир Равнак. — Как поживает там мой божа? Все такой же ворчун?

— Не-ет, ворчать теперь ему некогда. Больше подшучивает над нерадивыми. Очень доволен, что оказался полезным на такой крупной стройке. Вчера вместе с Георгием Исаевичем побывал на плотине. Остался довольный тем, как работаем. Побеседовали мы с ним, вас вспоминали…

Слегка похлопывая Караджана по спине, поэт повел его к ярко освещенной веранде.

— Сегодня я и божа, и вас вспоминал. Оказывается, неспроста — вот и увиделись. Хорошо, что ваше собрание затянулось… Еще не побывали у вашей невестушки Гулгун?

— Не успел, — буркнул Караджан, смутившись.

— Ну да, конечно. Ничего, утром навестите. А сегодня будете моим гостем.

В доме все уже спали. Амир Равнак сам вскипятил на газовой плите чай, и они вдвоем долго сидели за дастарханом. Поэт с чувством читал свои новые стихи, время от времени увлажняя горло зеленым чаем. Он был рад, что в лице Караджана нашел благодарного слушателя, понимающего и ценящего настоящую поэзию. Гость был готов сидеть до утра и с упоением внимать ему, но Амир Равнак помнил, что этому человеку завтра предстоит тяжелый день и ему надо хорошенько выспаться. Он снял очки, положил ладонь на стопку бумаг, исписанных арабской вязью, и сказал:

— Поэзию надо вбирать в себя понемногу, так же как вкушать мед. Излишества всегда вредны. Идемте, я покажу вам вашу постель. Во сколько разбудить вас?

— В семь, если не затруднит.

…Караджан поднялся в половине седьмого. И к тому времени, когда Амир Равнак тихонько постучал в дверь, он уже был одет и, сидя в кресле за низеньким столиком, листал журнал «Гулистан».

— Ого, да спали ли вы сегодня? — удивился Амир Равнак.

— И очень хорошо, — засмеялся Караджан.

Хозяин велел дочери, специально поднявшейся пораньше, принести завтрак сюда и, потирая ладони, расположился в кресле напротив гостя.

От Амира Равнака Караджан поехал прямо в медицинский институт. Ему хотелось успеть пораньше и, не показываясь на глаза Гулгун, подсмотреть, с кем она утром придет. «Что за жизнь! — с горечью подумал он. — С собственной женой приходится играть в прятки!» Он опаздывал и ежеминутно поглядывал на часы. Хозяин дома был за завтраком весьма словоохотлив. Караджану было неловко прерывать его на полуслове. А когда улучил момент, чтобы откланяться, уже было начало девятого.

Он оставил машину на улице и вошел в обширный институтский двор, похожий на старый парк. Вопреки обыкновению, было тихо и безлюдно. Выходит, опоздал — занятия уже начались. Придется ожидать до перемены. Значит, на работу опоздает. Правда, на Никаноренко можно положиться. Он не подведет. Даром что прораб, а разбирается во всем не хуже любого инженера. Сам с утра распределит работу по бригадам — никто и не заметит отсутствия Караджана Мингбаева. Лишь бы Хазратов спозаранок не сунулся на плотину. А то из мухи слона сделает… Часам к одиннадцати Караджан успеет. Впрочем, мало ли где может задержаться начальник участка!.. А вдруг опять ЧП? Ведь неприятности всегда вторгаются в жизнь человека в самый неподходящий момент. Уехать прямо сейчас, не повидав Гулгун? Легко сказать! Тогда зачем, спрашивается, он несся сюда сломя голову, беспокоил людей? Нет, не может он уехать, не повидав Гулгун. Пусть хоть небо обрушится на землю — он ее дождется. Не будет от Караджана толку на работе, если он сейчас уедет. Какая там работа, если в голове одна Гулгун. С ума сойти можно. Права была мать, когда говорила: «Не дело это — мужу и жене жить врозь».