Вениамин Рудов - Временно исполняющий

Не одеваясь, Тимофеев быстро сбежал по ступенькам и, пока пересекал двор, с удовольствием слушал песню.

Карпов был явно не в духе.

— Чай будешь? — неожиданно услышал Тимофеев.

— А какой чай?

— Индийский. Китайский с жасмином кончился. Цейлонский не люблю.

«Завелся», — подумал Тимофеев.

— Ну, будешь?

— Обязательно.

Карпов прошел в угол. Там между стеной и сейфом помещался столик с электрическим чайником, двумя стаканами в дюралевых подстаканниках. Чайник уже закипел.

Со стаканами в руках Карпов и Тимофеев сели за маленький столик.

«А ведь в самом деле что-то случилось, — с тревогой подумал Тимофеев. — На командире лица нет».

— Отряд бросаю на произвол судьбы, — первым нарушил молчание Карпов. — Им, видите ли, не хочется лишний раз звонить в Москву. Пристали как с ножом к горлу: «Езжай в отпуск — и никаких гвоздей». А как я могу уехать? На кой ляд мне этот Кисловодск, если я там места себе не найду — постоянно буду думать об отряде. Ведь не могу же я бросить отряд на Сурова!

Произнеси Карпов эти слова иным тоном, без откровенного недоверия, оскорбительного для Сурова, Тимофеев, может быть, и проникся бы сочувствием к командиру, завозмущался бы вместе с ним. К тому же передвинуть отпуск на более поздний срок — не такое уж сложное дело, тем более что для этого имеются причины.

Но Карпов оставался верен себе: он не подбирал слов, говорил как думал, не сглаживал острых углов, и Тимофеев не только оскорбился за Сурова, но и сам был уязвлен формой постановки вопроса: фактически получалось, что и ему, Тимофееву, начальник отряда не доверяет.

— Я не вижу причин для опасений, — спокойно, но твердо ответил Карпову Тимофеев. — На месте остаются четыре ваших заместителя, сплоченный коллектив.

Павел Андреевич сделал какое-то неопределенное движение рукой. Но, видимо, жест показался ему недостаточным для выражения чувств, и он ударил кулаком по столу так, что ложечка зазвенела в пустом стакане.

— Коллектив хорош в культпоходах. А руководить воинской частью — дело куда сложнее. Если уеду в отпуск — фактически брошу все на произвол судьбы. Суров, что ли, надежда и опора?

— У вас есть к нему какие-то претензии?

— Молод.

— Но ведь и я не намного старше.

— И ты не стар. В том смысле, что не врос в обстановку. У Лазарева своих дел по горло. Заболотный редкий день спит в своей постели — все на границе. Как видишь, обстановочка! — Карпов подбежал к карте, ткнул куда-то. — Там такое заварилось!.. Всякая нечисть голову подняла… А за отряд спрос с меня. В санатории ли буду, в госпиталь ли завалюсь. Морщишься? Не согласен? Твое дело. Я тебя, Геннадий Михайлович, позвал совсем по другому поводу. Слушай внимательно и не перебивай. Завтра я все-таки отбываю в Кисловодск. За меня на время отпуска останешься ты. Собери к двенадцати заместителей, начальников отделов и служб для получения указаний. В конце совещания объявлю приказ. Сурова можешь не вызывать. Пусть работает по своему плану. — Лицо Карпова вдруг стало неподвижным, и он стал поглаживать рукой низ живота.

— Что с вами? — забеспокоился Тимофеев.

— А черт его знает. Пройдет. Не первый раз. — Карпов вернулся на свое место за письменным столом. — Значит, договорились: офицеров к двенадцати, завтра.

— Соберу. Но с вашим решением не согласен. При всей кажущейся его логичности. Нельзя Сурова отстранять. Неправильно это. И демонстративно. Замещать вас должен он. Тем более что и я, по сути дела, тоже новый человек в отряде. — Тимофеев тяжело вздохнул. — Я ведь не только заместитель командира по политической части, но и ближайший его советчик и тоже отвечаю за состояние дел. Послушайте моего совета: оставьте вместо себя Сурова. Надо передать ему, чтобы немедленно выезжал. Так будет и разумно, и тактично, и для дела полезно, и для него самого — тоже.

Павел Андреевич молчал. Судя по раскрасневшемуся лицу, разнервничался. Встал. Кресло, в котором сидел за письменным столом, непонятно зачем оттащил в угол, по другую сторону сейфа. Не садясь в него, вернулся к приставке. Облокотившись, сел.

— Где сейчас Суров?

— У Синилова. Был на первой.

— Гастролирует! — вскипятился Карпов. — Ведь было сказано; работать у Мелешко. И незачем бегать по всему участку. Гастролер! А ты говоришь: оставить. — Он потянулся к телефону, но не достал до него.

«Сейчас опять заведется, — решил Тимофеев. — Явно ищет предлог». И чтобы предупредить новую вспышку, сразу объяснил, что по пути к Синилову завез на первую нового офицера, капитана Ястребеня, который там поработает, поможет начальнику заставы.

— Это еще для чего? — ледяным голосом спросил Карпов. — Мало ли других офицеров? Новичка потащил!

Тимофеев не выдержал и засмеялся.

— Да вы же сами подписали ему командировочное. Суров при мне вам докладывал. В конце концов начальник штаба вправе командировать на границу любого офицера, с любым заданием.

— Только не на первую.

— Что за исключение?

— Она у меня на особом учете. И ты знаешь почему.

Тимофеев действительно знал о строящемся «объекте», как назвал Павел Андреевич будущий дом отдыха для отличившихся солдат, не дом, конечно, а домик, рассчитанный на одновременное пребывание в нем не более четырех человек. До поры до времени «объект» строился втихомолку, не то чтобы тайно, а просто без огласки, без широкого оповещения.

— Ну и что из этого?

— Ты еще спрашиваешь? — уже миролюбиво спросил Карпов. — В лице начальника политотдела мне хочется видеть человека, поддерживающего хорошее начинание. Критиков и без тебя достаточно… Что же касается Сурова, то могу сказать следующее: если бы не крайняя необходимость, я бы его на первую не посылал. Да вот беда — Мелешко все дело заваливает. — Он замолк. После недолгого раздумья махнул рукой: — Ладно, пусть будет так, как ты советуешь. Может быть, я действительно не прав. Может быть… Но прошу об одном: не будь излишне доверчив, вникай сам во все. Вдвоем разбирайтесь. — Морщась, Карпов, поднялся, тяжело подошел к вешалке за шинелью. — Все, Михайлович, я — домой.

— Неплохо бы с заходом в санчасть.

Карпов надел шинель и папаху. Силясь улыбнуться, чуть слышно сказал:

— Тут уж позволь мне самому…

Тимофеев вернулся к себе, к прерванному докладу, но работать не мог. Долго ходил по кабинету, заложив руки за спину, закурил и снова стал мерить кабинет шагами. После разговора с командиром у него на душе остался неприятный осадок, возникло даже ощущение виноватости, оно появилось еще там, в кабинете командира, когда он, Тимофеев, отстаивал Сурова, полагая, что Павел Андреевич невзлюбил нового начальника и к Мелешко относится предвзято, раньше же благоволил к нему больше, чем к кому-либо другому из офицеров. Но ведь если разобраться по справедливости, размышлял сейчас Тимофеев, у командира имеются все основания не слишком полагаться на Сурова, чей опыт явно недостаточен даже для временного командования отрядом — должности выше заместителя начальника штаба Суров не занимал.