Янис Ниедре - Деревня Пушканы

— Так не стой на проходе, заходи. — Старик, видно, понял, что ждут именно ее.

В уставленной всевозможными предметами повседневного обихода бедных людей комнате с как будто осевшим потолком и единственным окном, закрытым наполовину геранями, миртами и кактусами, сидел молодой человек.

В первую минуту парень показался Анне незнакомым, но едва она ступила от двери, как узнала его, хоть усики у него и были сбриты, а волосы острижены. В детстве они вместе пасли коров и овец в деревне, мерились силой, бегали по пушкановским полянам, рощам, залежам и болотам. В ягодную и грибную пору мальчик прогонял с Анниной дороги змей и, защищая ее, без конца воевал с собаками богатого Пекшана и Озола, а она…

— Вика! Ты…

— Здравствуй, Анна! — Викентий крепко пожал девушке руку. Анна заметила, как ласково у парня засияли глаза, как знакомо, по-дружески улыбнулись уголки губ. — Свиделись все-таки…

— Как ты решился прийти сюда?

Ей почему-то казалось, что Викентий ответит: «Соскучился по тебе, вот и пришел». А он только застенчиво улыбнулся, придвинул поближе к столу табуретку, предложил ей сесть, а сам устроился на табуретке напротив и, словно что-то зачитывая, сказал:

— Прежде всего о том, что сказать, если нас тут кто-нибудь застанет или, что еще хуже, если нас будут допрашивать. Как бы ни было, ты не знаешь меня. Не знаешь, кто я такой, как меня зовут, а я — тебя. Случайно встретились. Знаешь, что сторож по профессии садовник, вот и зашла за цветами. К нему иной раз за этим ходят…

— Но, Вика, — в голосе Анны послышались и растерянность, и разочарование. — Почему же? Не знаком, не знаешь, как зовут…

— Неужели тебе надо все разжевывать? Мой вид ничего тебе не говорит? — Сильные ладони парня обхватили ее руки. — Еще прошлым летом легавые шли за мной по пятам. Помнишь, как мы с тобой ходили по местечку и что было потом? За мной гонялись, я скрывался. Теперь у меня чужой паспорт. Я не бродяга. Да, да, работаю нелегально. У меня надежный паспорт, имею доверенность от представителей фирмы «Пфаф» в Резекне, продаю в рассрочку швейные машины. Это хлам, пролежавший все годы войны, шить на такой машине — все равно что вилами дрова колоть, но для меня это очень кстати. Как торговый агент могу свободно скитаться по белу свету, а если хочу, могу сидеть дома. Могу, не навлекая подозрений, ходить по чужим квартирам, часто бывать у одних и тех же людей. Теперь я торговый агент в Гротенском округе. Недавно я узнал от сестры одного товарища, что в гимназии учится беспокойная девушка по имени Анна Упениек из деревни Пушканы. Вот и решил повидаться с ней. Хотя, — Викентий отпустил Аннины руки, — если правду говорить, я наткнулся на тебя в поиске связей с молодежным кружком. Ну с тем, в котором какое-то время занимались школьники. А теперь расскажи, пожалуйста, как у тебя обстоят дела в школе…

Викентий чуть отодвинулся и застыл в ожидании.

— Ну как тебе сказать, — начала она, раздираемая двойственным чувством. Радостью встречи и разочарованием от сдержанности парня. Но она понимала: Викентий теперь политический работник. Умный Гирш ведь сказал, что идейные люди любви не признают и должны сдерживать себя. — Школа как школа. Я ожидала гораздо большего. Кое-чему учат, но больше все же поучают.

— Поучают, говоришь? Меня заботит именно это. Не как твоего хорошего знакомого, а как… ну ты же понимаешь. Говори так, чтобы мне все было ясно! Коротко, но точно…

— Попытаюсь. — Она отвела взгляд. До чего все же непослушный инструмент девичье сердце. — Может, я расскажу тебе все не так коротко, как тебе хотелось бы. Я плохая рассказчица.

«С чего бы мне все-таки начать, — подумала она, — с одноклассников, с программы? Может быть, посещении церкви? Все же лучше сперва о запретах, о монастырских порядках. А потом уже про господина Биркхана, который в Древней Греции и Риме нашел предшественников большевиков, о высокомерной Креслыне, про пугало интернатской молодежи Тилтиню, директора и непременно не забыть ксендза Ольшевского, который каждое воскресенье заставляет нас, точно новобранцев, топать строем до церковной горки, выстаивать перед алтарем, пока не отслужат мессу, а в конце четверти на уроках закона божьего писать классную работу о грехопадении первых людей или о муках Иона во чреве кита, куда Иона попал по воле всевышнего. Да, говорят, что по вечерам госпожа Лиепиня вызывает духов. Потом о Шустере, Трауберге, Несауле, о старом математике Штраухе и симпатичной учительнице Лиепе. И наконец об учениках. Это, конечно, уже проще. Аристократы, их попутчики и бедняки. Тут легче все разложить по полочкам: эти «хорошие», а те — «плохие». С хорошими надо дружить, плохих — избегать. Немного есть, конечно, и смешного».

— По воскресным вечерам у Буйвидов гостят господин Биркхан и Креслыня, а в понедельник утром, когда кучер на санях подвозит к крыльцу школы молодого Буйвида, вносят на квартиры по корзине или по узлу, — рассказывала она. — Потому Буйвиду никогда меньше пятерки не ставят. Пятерки генеральского отпрыска одноклассники называют сливочно-медовыми пятерками.

— Приблизительное представление я получил, — одобрил Викентий. — Пестрая компания, ничего не скажешь. Но знаешь, не лучше и не хуже, чем в других школах. И там запугивание, произвол церковников, натравливание на Советский Союз. И прежде всего — стремление оболванить. Отучить самостоятельно мыслить, чтобы все выросли покорными. Это высокая политика. Ни американцы, ни поляки, ни немцы не отказались от своих военных планов против великого государства рабочих и крестьян. А чтобы воевать, нужны послушные солдаты, и буржуи стараются воспитать их при помощи школы, церкви, газет, книг, кинотеатров и другого. Наш долг помешать этому. Разоблачить их, сделать людей зрячими, указать путь к человеческой жизни. Что нам по силам. И мы должны за это бороться. Как боролись молодые латышские коммунисты, которые теперь в Советском Союзе помогают укреплять мировую революцию, помогают строить социализм. У латышской трудовой молодежи славное боевое прошлое. Пятый год, семнадцатый, восемнадцатый, валлшерские комсомольцы, наш Ионис Звирда! Что, никогда не слышала о них? Ну, знаешь, Аня…

В дверь просунул голову сторож в солдатской папахе, предупредил:

— Уже идут из города на теятр. Кончайте!

— Мы сейчас! — отозвался Викентий и поспешил сказать Анне главное: — У вас в гимназии будет своя комсомольская организация. Отдельная ячейка. Пока вас будет трое или четверо. Поведете массовую работу среди школьников, попытаетесь организовать нечто вроде кружка, наподобие того, что был до ареста Салениека. В ячейку будете принимать после основательного испытания. Ячейка соберется в ближайшие дни. О времени тебе сообщит та же девушка, София. Надо предупредить Плакхина, чтобы не болтал лишнего. Он уже скомпрометирован. За ним следят особо. Что касается поведения в школе, то желательно, чтобы члены ячейки общались как можно реже, а вообще следует вмешиваться повсюду, где только можно. Надо хорошо учиться, бывать везде, где собираются ученики, на вечерах тоже. Комсомольцы должны проникать в самое сердце неорганизованных масс. А теперь, — Викентий встал, — нам пора. До свидания, Аня!