Виктор Попов - Живая защита

— Вот-вот, но раскусить мало. Человек знающий, в меру исполнительный. Но — обижен всем и вся. Это постоянно держи в виду. Обида его тоже предел имеет. Представляешь, что он будет чувствовать, когда объявим приказ о твоем назначении? Опять обошли!

— В его положение можно войти, Андрей Петрович.

— Дурачок ты. Если входить в положение каждого, то ни одного работника не снять с должности, не влепить строгача.

— Я понимаю вас, Андрей Петрович…

В конце рабочего дня в производственном отделе собрались все конторские. Большинство стояли у двери — не хватило стульев, а тащить из других комнат из-за пяти минут не хотелось. Дементьев понимал, что конторские пронюхали, шила в мешке не утаишь. Однако порядок требовал официальности.

— Приказом начальника дороги, — начал Андрей Петрович в мертвой тишине, — вашим руководителем, точнее, начальником Кузнищев-с-ской дис-с-станции защитных лес-с-сонасаждений назначен товарищ Тузенков. — Посмотрел на лица. Слушают. Ни радости, ни разочарования.

— А куда же вы? — масленым голосом спросила Лидия Александровна.

В курсе дела, а спрашивает: «Молодец! Пусть и другие знают», — подумал Андрей Петрович. Заулыбался. Приятно вспомнить лишний раз, дело такое, что не скоро привыкнешь.

— Я назначен на по-с-ст НЗ.

— Очень рады. Поздравляем! — рассыпалась Лидия Александровна. Лицо ее плавилось от удовольствия говорить с заместителем начальника дороги.

— Спасибо. Я тщательно проанализировал с-свою работу здесь. Ос-с-стался доволен. Коллектив здоровый, работо-с-спо-с-собный. Большое спасибо за ту поддержку, за внимание, которое по-с-стоянно видел на протяжении вс-сего времени.

Раздались хлипкие аплодисменты. Старательно хлопали Тузенков и Лидия Александровна. Дементьеву чихать на постные рожи Зимарина и всех остальных. Сделал что положено. Никто не упрекнет. А теперь, как говорится, оставайся лавка с товаром.

Он подошел к Зимарину, подал руку. Не отвернется же! А если откажется пожать на прощанье, то вряд ли ему будет лучше потом. Зимарин расцепил за спиной руки, коротко взглянул на Дементьева. «Ладно» — было написано на его лице. Потом Дементьев остановился перед Лидией Александровной, подходил к каждому и говорил благодарственные слова. Только Наталья Ивановна покачала головой, глядя на церемонию.

— Я тут не нужна, — проговорила она и вышла в коридор.

На перроне прощались трогательно. Владимир Анатольевич втащил чемоданы в вагон, Лидия Александровна из-за пазухи достала букетик голубых комнатных фиалок, завернутых в служебный бланк дистанции. Андрей Петрович был польщен. Он тут же отнес цветы в купе, чтобы не замерзли, вернулся на перрон. Уже горел зеленый. До отхода поезда провожающие торопились высказать слова о постоянной верности Дементьеву, о его заслугах в укреплении дистанции и даже о том, что неизвестно, как теперь пойдут дела.

— Молодой, энергичный, справишься, — говорил Андрей Петрович и хлопал по плечу Тузенкова.

Поезд тронулся. Дементьев вошел в купе, помахал рукой идущим рядом с окном. Черным провалом кончился освещенный перрон. Темнота навалилась на поезд, резко застучали колеса на последних выходных стрелках. Андрей Петрович покрутил никелированную ручку, опустил стекло. Ветер морозным потоком ударил в лицо, затрепетал в шелковой занавеске. Не взглянув в сверток, Дементьев сдавил его, мягкий влажный комочек с красными буквами служебного бланка резко швырнул навстречу ветру, Раиса Петровна придет встречать. Если увидит в купе хоть лепесточек фиалки, то нескоро заговорит с мужем нормальным голосом…

С вокзала Владимир Анатольевич вернулся в контору. Наталья Ивановна гремела стульями, наводя порядок в производственном отделе. Обрадовалась, увидев Тузенкова.

— Мо-олодой человек, скоро Новый год…

— Знаю, — ответил он, открывая кабинет.

— Напиши-ка открыточки. — Достала из кармана газетный сверток, зашуршала, развертывая.

— Для вас я не молодой человек, а начальник дистанции, — объявил Тузенков.

Наталья Ивановна заморгала часто-часто.

— Я слыхала про это…

Потом заторопилась, опять зашуршала свертком, всовывая в карман.

Наконец остался один. В собственном кабинете. Включил свет, задернул на окне занавеску. Радостный и счастливый, провел ладонью по запыленному стеклу на письменном столе, сел, откинувшись на спинку жесткого деревянного стула. В полной неподвижности прошло несколько минут. Закрыл глаза.

Как в сказке. Никто из институтских еще не знает, что он поднялся до первой роли…

Как во сне. Всего несколько дней назад боялся мечтать о собственном кабинете.

Хваленый-перехваленый в институте Барумов, этот неизменный повышенный стипендиат, попал в подчинение Тузенкову. Так-то, уважаемый Павел Егорович, это — не книжное, не бумажное дело, на чем ты, товарищ Барумов, в институте рванулся ввысь, а сама жизнь. А в жизни, дорогой товарищ, все идет по-другому. Если уж само светило курса — Барумов остался позади, что же стало с другими из выпуска, если сравнить их с постом начальника дистанции?

А как удивятся дома! Мать всегда твердила: не отбивайся от Пашки, он сильный. И когда в школе учились, и в институте. Э-эх, деревенщина! Думала, что без Барумова он пропадет. А что получилось?

Рядом со шкафом на полу стоял чемоданчик. Владимир Анатольевич открыл его. Янтарным блеском сверкнули две бутылки коньяка, — достал у директора вокзального ресторана в Сватовке. Жаль, что Андрей Петрович спешил к поезду, не обмыли. Да если бы хватило времени, все равно Тузенкову неудобно было предлагать выпивку. Дементьев — большой начальник, за это дело так может побрить, что не обрадуешься. Сам предложил бы — вот тогда все к вашим услугам, Андрей Петрович! Коньячку? Пожалуйте. Закусон? И это найдется. Лимончик, шпроты, колбаска… Уехал. Что говорить теперь, когда Дементьева не вернешь. Как хорошо, что он на таком месте!

Бутылка с нарядной этикеткой, украшенная бумажными звездами, заманчиво играла под электрическими лучами. Владимир Анатольевич поддел лезвием ножичка под пластмассовую пробку, дразнящий аромат поднялся над влажным горлышком. Стаканчики были завернуты в бумажную салфетку. Достал один, налил до краешков. Хорошо! Как хорошо сидеть за стопочкой коньяка, в отдельном кабинете, с приказом в кармане о назначении на большую должность. Нужен тост. Что сказал бы Андрей Петрович? Видимо, так:

«Уважаемый Владимир Анатольевич! Ты единственный, кто удовлетворил всем требованиям, что были предъявлены к начальнику дистанции. Пью за товарища Тузенкова!»

Вот что сказал бы Андрей Петрович. С удовольствием, дорогой товарищ Дементьев. А пока — ваше здоровье!

Тузенков выпил, удовлетворенно крякнул. Необыкновенно свежим показался тугой зеленый лимон. Налил второй стаканчик. За столом по такому знаменательному событию должны быть друзья. Самые верные, самые близкие. Кто? Дементьев советовал взять под свое крылышко Барумова. Черта с два! Сам боролся с ним, выговор объявил, а он, Тузенков, должен шею вытягивать. Не лучше ль от него вообще избавиться, чтобы свободнее работалось? Ну, об этом еще подумает. Кто ж еще поблизости из так называемых друзей? Скольких перебрал, а не нашел. Но… сами найдутся. Главное — высокий пост, а тогда разведется этих друзей, как комаров на болоте. Что они сказали бы? О-о, разговор был бы по-дружески шумным, веселым.