Виктор Попов - Живая защита

— Все готово!

Приятно Якову Сергеевичу слышать Лену. К его приезду навела такой порядок в доме, какой был только при покойной жене. Обрадовалась. Даже гостя пригласила, Барумова.

— Ну, что ж, пойдем, коль готово. — Яков Сергеевич маленьким веничком смахнул пыль с ботинок, поскреб подошвами по скобе, вбитой в дубовый пенек рядом с порожком. Все-таки хорошо дома! Какие удобства были на курсах в общежитии: там тебе и душ, и вода какая хочешь — горячая или холодная, телевизор, приемник, ковры. Спустись на первый этаж — и, пожалуйста, буфет, столовая. Отлично в общежитии. Но дома совсем другое. Горячей воды нет, ковров и прочего, а насколько лучше! Все время только и мечтал, как сразу после приезда он пройдет по своей улице, по всему двору. Когда осмотрит, тогда и успокоится.

Всякие мысли одолевали. Если бы дома оставались настоящие хозяева, тогда бы другое дело, а то — зеленая пустота. В хозяйстве что Ванек, что Елена — почти одно и то же. Нельзя со спокойной душой доверить домашнее хозяйство. Все кажется, неспособны управиться. В их возрасте Яков Сергеевич смазчиком вкалывал наравне со старыми рабочими. А эти все в ребеночках ходят.

Не забывал Яков Сергеевич позудеть, когда о детях думал. Но в глубине души Еленой был доволен. С головой девка. Врачом будет — и в поведении скромна. А то, что прилип Барумов, что ж, не монашка, да и красотой бог не обидел. Не этот, другой не отходил бы. Дело молодое, пусть походят. Закончит Елена практику, уедет в город, на этом у них конец. Вот с Ваньком сложнее. Лоботряс. Не глупый, не избалованный, а нету в нем настоящей мужской серьезности. Может быть, армия научит. На нее надежда.

Стол поставили посреди самой большой комнаты. Вокруг можно усадить человек двенадцать, из-за четверых вряд ли был смысл стол-то выдвигать. Понятная штука, молодежь хочет поторжественней отметить возвращение отца. Цветы посредине стола, сирень. Еще не распустилась, а кисти уже большие, тяжелые, вот-вот лопнут. И салфетки. Лежали они в комоде несколько лет, жена ждала какого-то большого торжества. Умерла, а так и не развернула ни перед какими гостями эти льняные приобретения. А Елена достала. Для отца! Вот как обрадовалась его приезду. Выходит, он самый дорогой человек, самый желанный.

— С приездом, Яков Сергеевич, — сказал Павел, усаживаясь за стол. — С окончанием курсов, с получением прав электровозника.

— Спасибо, спасибо, — очень довольный, ответил Яков Сергеевич и тоже поднял стопку.

Интересная штука, в доме всего-навсего один посторонний человек, а за столом уже не абы как, а по-настоящему, по-праздничному. Если бы его не было, то своей тройкой приткнулись бы на кухне к столу — и никаких впечатлений. Какие бы ни приготовили блюда, а все равно не то.

— Чем будете заниматься в ожидании работы на электровозах? — спросил Павел. Вежливо, просто, как самый что ни на есть свой человек.

— Это решено. Буду на паровозе, как и раньше. «Чегой-то он допытывается? — подумал Яков Сергеевич. — Свои молчат, а он и за хозяев и за гостей».

Такая мысль у него часто появлялась во время беседы за столом. В конце обеда Лена организовала чай с тортом собственного изготовления, с ломтиками сухариков, облепленных изюмными вкрапинами. Вопросы у гостя иссякли, наступила странная тишина. У такого образованного, как Барумов, найдется о чем говорить. А вот замолк. Ленка слишком низко наклонилась над чашкой чая. Это неспроста. Лишь Ванек выискивал глазами подходящие сухарики и без стеснения выбирал изюминки, копаясь в решетчатой сухарнице. Тогда-то и прояснилось.

— Яков Сергеевич, — заговорил Павел тихо. Он волновался. Мельхиоровой ложечкой дзинькал в чайной чашке, забыв положить сахар. Глаза боязливо искали поддержки Лены. Та не замечала. Ждала. — Мы решили пожениться. Просим вашего разрешения.

Якова Сергеевича словно ошпарило кипятком. Он сдержанно отодвинул чашку, повернулся к дочери.

— Правда?

Встал, прошел к окну. Посмотрел на небо. Облака темные, низкие. Быть дождю.

— Если решили, зачем же разрешение? Мне даже неловко. И говорить не о чем. Решили, чего ж…

— Я, может быть, неудачно выразился… Мы ждали вашего разрешения. Вы достаточно знаете меня…

— Знал, это верно. А теперь… Ничего не знаю. Запутался.

Ванек хмуро ухмыльнулся, набрал полную руку сухариков. Он одобрительно похлопал Павла по плечу, дескать не унывай, ежели сорвется, и пошел во двор.

— Что вас смущает? Мы любим друг друга, а это не так уж мало.

— Конечно, конечно… — пробормотал Яков Сергеевич. — Все так просто: решай, отец, а если жизнь дочери не удастся, это ничего, пустяк.

— Почему не удастся?

— Не знаю…

Лена обиженно сжала губы. Не прав отец, не прав! Но как сказать, чтобы не обиделся, чтобы понял: пора считаться с волей дочери. Она обняла Якова Сергеевича, поцеловала в шершавую небритую щеку. Яков Сергеевич наклонил голову, с непривычной для него ноткой оправдания проговорил:

— Думаете, с потолка взял? Докажу.

Сходил в спальню, принес письмо. Кинул на стол разорванный конверт.

— Лежало распечатанное. Почему в своем доме не прочитать?

— Ну и что же? Читай, пожалуйста.

— Как это что же? Ты дочь или посторонняя?

— Ты ничего не знаешь, папа!

— Хороша-а-а… Вот сошлись, вот парочка подобралась. Просить — хором, врать — в один голос!

— Разве обманули тебя?

— Нет! Скрыли. А это похлеще обмана. Он женат! Знала? А отцу сказала? А жених сказал? Порядочные люди так не делают.

— Яков Сергеевич! Это — слишком! — покраснел Павел. Ему стало тяжко. Как на лесном кордоне при разговоре матери с Женькой. «Все повторяется…»

— Обидно, женишок? А мне, думаешь, не обидно понимать, какой человек лезет в зятья? Молодец она, твоя первая! Все написала, так и надо. Обманул, на другую пригляделся… Доченька тоже хороша. Чем занималась, пока отца не было? На поездах разъезжала, незваной гостьей была… И это — молодая девка! Стыдно! Кому ни скажи, позор какой… Что ответишь сопернице? Она предупредила, спасибо надо сказать.

— Папа, ты ничего не знаешь…

— Конечно! Где уж пожилому человеку… Из ума выжил. Только молодежь все знает. Нам осталась дорога ногами вперед да тягучий марш медных труб!

— Она завидует, хочет насолить нам…

— Не знаю, чего хочет, по вижу, ты нос повернула не туда. Не хочу такого зятя! Пускай бы из простых, из слесарей, из осмотрщиков, да чтоб человек порядочный попался. Вот что хочу. Пора замуж, пора, но не за такого…

Тяжелый ком застрял в груди Павла. Все выслушал. На свой вопрос ясность получил. На оскорбления отвечать — последнее дело. А больно! За себя, за Лену, за все главное в жизни, что не получается! За счастье, что может обойти.

— До свидания, — мрачно сказал Павел.