Виктор Попов - Живая защита

— Топай, топай, женатый женишок!

— Папа-а! — вырвался на веранду плачущий крик Елены.

Дверь закрылась. Павел, ссутулившись, зашагал по устланной кирпичами дорожке.

В ту ночь никто из них не спал.

Тузенков и Зимарин стояли в коридоре конторы. Тузенков из-за широко расправленных плеч, из-за небрежно расстегнутого пиджака был вдвое шире своего заместителя.

— Вызывали? — спросил подошедший к ним Павел и остановился, ожидая, что скажут.

Повернулись, пошли в кабинет.

— Садись, — указал на стул Владимир Анатольевич.

«Разговор официальный», — подумал Павел.

— Дело такое… — Тузенков посмотрел на Барумова, как бы оценивая шансы виновного на допросе. — Начался сезон наших работ. Мы решили заслушать тебя на специальном совещании, как ты обеспечишь выполнение плана. В какой день удобнее?

— Могу сейчас.

Зимарин и Тузенков переглянулись.

— Это хорошая идея, — сказал Зимарин и подумал: «Бледным станет Барумов во время разбора. Вот когда обнажится истинное лицо лжеизобретателя». — Пожалуй, можно. В качестве подготовки к совещанию.

Тузенков достал из шкафа приказ о плане, раскрыл его и начал читать. Называл виды работы, объемы, распределение по кварталам. Говорил так, будто он один может определить всю сложность работ, глубоко осмыслить значимость каждой цифры.

— Свой план я помню, — вставил Барумов, когда Тузенков переворачивал лист.

«Хочешь перебить начальника?» — взглядом ответил Тузенков. Он опять остановил полусонные немигающие глаза на длинных колонках очередной ведомости. Все, как положено человеку, знающему себе цену. Даже пустяк должен превращаться в его устах в золото.

— Вы пригласили дурачить меня? — скучным голосом спросил Барумов.

Владимир Анатольевич осекся, покраснел от возмущения. Но выдержал и не ответил на скандальный вызов. Спорить с подчиненными?..

— Тебе нечего говорить! Вот почему сыплешь цифрами.

«Однако распоясался!» — многообещающе взглянул Тузенков.

— Ты случайно не замечаешь, что обнаглел? — словно из подземелья отозвался он. — За такие слова обычно выгоняют из кабинета.

— Обычно… Можно подумать, еще в пеленках окабинетился, — ухмыльнулся Барумов.

Зимарин молча выслушивал перепалку. Но дальше молчать нельзя; он не посторонний, он вместе с начальником дистанции приглашал Барумова.

— Я думаю вот что, Владимир Анатольевич. Коль он хорошо знаком с приказом, пусть сразу и доложит.

«Выходит, я читал впустую!..» — проскользнуло у Тузенкова. Он глянул на Барумова. У того глаза блеснули торжествующе. «Черт с тобой!» — подумал Тузенков.

— Докладывай!

Барумов встал. Противно было стоять перед Тузенковым, говорить о своих делах и думах. Но и сидеть не лучше.

— Сначала я хочу доложить о произволе в планировании. Объемы работ вы не подкрепили ни средствами, ни людьми.

— Что говорить об этом! — возбужденно заметил Зимарин. — На Дементьева надо жаловаться, при нем рождались планы на этот год. А во-вторых, что этими разговорами сейчас изменишь?

— План можно пересмотреть!..

— Опоздал! Корректировка плана закончилась.

— Но я давным-давно говорил и Дементьеву и Тузенкову!

— Да, говорил, — ответил Тузенков. — А мне казалось, что рассказывал анекдот. Я выслушал и забыл. А где доклад? Что я должен был рассматривать? Голые слова? Мы тоже знаем, что делаем. У нас государственный план, понял? Нам нужны документы, а не пустые слова. Понял? Документы со всеми выкладками, со всеми обоснованиями.

«А если бы написал доклад, неужели все изменилось бы с планом? — подумал Барумов. — Чепуха! Нашлись бы новые доводы… Чего доказывать, когда все равно будешь битым. Только и остается соглашаться и вытягивать шею. Не рассыпай бисер перед свиньями…»

— Докладывай о самом главном. У тебя половина объема всей дистанции по омоложению кустарников. Как выполнишь эту рубку? — Тузенков спросил так, словно у него в столе был заготовлен ответ Барумова и приговор, утвержденный самой высокой инстанцией.

— Машиной.

— Той самой? — Зимарин кивнул головой в сторону мастерских. — Где вы такие машины видели?

— Спрашиваю еще раз: как ты сработаешь план омоложения? Предупреждаю: здесь нечего комедию разыгрывать, все отлично понимаем. Ну-с, как?

— Машиной. Больше на этот вопрос отвечать не буду.

— Ого!.. Видели? Продолжайте вы. — Тузенков счел невозможной дальнейшую беседу с Барумовым. Поприсутствует, послушает. Если потребуется, то и стукнет кулаком. Для того и власть дана.

— Допустим — машиной. А она принята для эксплуатации? Где акт внедрения в производство? Где акт испытания? — допрашивал Зимарин.

— Опять… бумажку?

— Ясно. Актов нет. Впрочем, нет и самой машины.

— Есть. Поезжайте и посмотрите. Сидя в этом кабинетике, много не увидите.

Упрямство Барумова озадачило Зимарина. Авантюрист, решивший сыграть на лжемашине? В этом почти не сомневался. Подумал, нет ли у Барумова еще чего-то, что защитит его замашки? Здесь, в кабинете, конечно, не узнаешь. Прежде всего надо выбить из рук дутый козырь — машину.

— Поехали, — решительно заявил он. И затем Тузенкову: — О результатах доложу в конце дня.

Тузенков был согласен. Он почему-то встал, будто из конторы уходило высокое начальство.

В тесной, душной кабине трактора сидели рядышком. Противоречивые чувства испытывал Барумов. Сколь давно вместе с Зимариным он ходил по перегону? Зимарин возмущался беспорядками, откровенничал. Перед ним хотелось наизнанку выворачивать собственную душу — такое уважение возникало у Павла. Как теперь убедить, что не прав он в своих притязаниях по отношению к Барумову, к его машине? Впрочем, зачем убеждать? Он становится единомышленником Тузенкова, правой рукой. Какие уж тут убеждения?

Эта мысль перечеркивала прежнее впечатление, которое родилось на перегоне. Даже детище свое — машину — было жаль отдавать на просмотр такому человеку. Будет копаться во всех узлах, оценивать все, что стало для Павла смыслом работы последних месяцев. Создавшему машину она больше, чем просто машина.

«Не рассыпай бисер перед свиньями…» Сейчас приедут в полосу, и Павел начнет рассыпать. А что делать? Он обязан подчиниться, хотя легко догадаться, чем все кончится. Акта испытания нет, поэтому машина будет признана непригодной к работе, следовательно, выполнение плана не обеспечено. Строгий выговор? Возможно. Даже с предупреждением об увольнении. А может быть, и еще что?

Но машина хороша! Почему Зимарин забракует? Да потому, что надо забраковать. По каким причинам? Ну долго ли отыскать эти причины. Агрегаты заводского изготовления и то нередко суют под пресс. А это — кустарщина, самодеятельность…