Виктор Попов - Живая защита

Лидия Александровна не поспешила заверить, что обзвонит немедленно. Она впервые осмелилась высказать свое мнение молодому начальнику.

— Весна, посадки сорняками зарастут, погибнуть могут…

— Ничего, от этого поезда не остановятся. Надо всегда ориентир держать на главное.

— Смотрите, вам виднее. Я подумала, может быть, вы забыли о сорняках… Владимир Анатольевич, можно к вам с просьбой? Дементьев, когда был у нас начальником, обещал мне квартиру. Отдельную секцию.

— Зачем? У вас дом.

— Надо, Владимир Анатольевич. Дело к старости, а, сами понимаете, дровишки, уголек, вода — не под силу будет. Дом продам. Как бы мне свидеться с Андреем Петровичем? Он, говорят, приехал.

«Андрей Петрович хорошо относился к ней», — вспомнил Тузенков.

— Устрою. Как только вызовет меня, пойдем вместе.

— Господи! Большущее спасибо! Сейчас же обзвоню!

Вскоре донесся ее крик. Лидия Александровна отчитывала старшую телефонистку за то, что слишком долго приходится ждать линию. Надо немедленно соединить со всеми участками! Дело самое неотложное…

У ворот мастерских Павел неожиданно столкнулся с худощавым корреспондентом. Тот протер толстые очки, с дружеской непосредственностью протянул руку.

— Специально к вам…

— Это зачем же?

— Насчет машины. Письмо получили от Зимарина. В управлении проконсультировались — надо, говорят, другим наука…

Робкая отталина затеплилась в душе. Павел тут же вспомнил свое письмо в редакцию и ликование Дементьева.

— Да… вот как получается, — проговорил он. — Так что же от меня нужно?

— Поначалу покажите машину, потом побеседуем. Как вам удалось, как задумка возникла, ну и вообще…

— Вот она, смотрите сколько хотите, фотографируйте, если надо. Только машину! Но не меня…

— Зачем вы так… Неужели с той поры обиду сохранили? Если бы спокойно продумали все, то сами увидели бы — не на что обижаться.

Корреспондент поправил очки.

— Ладно, с вами воздержусь. Толку все равно будет мало. Пойду к Зимарину.

Придерживая торчавший из кармана блокнот, он отвернулся от Павла и пошел в контору.

В очередном номере дорожной газеты Павел увидел свой портрет — копию фотокарточки из личного дела. Странное чувство наполнило его, когда рассматривал свое и уже не совсем свое, с официальной отчужденностью лицо. Приятно было и горько. Эту статью и этот портрет делали те же руки, что писали о Дементьеве… И портрет странный. Брови черные, широкие — его; волосы, тяжело уложенные на правую сторону, тоже его. А вот в глазах редакционный ретушер ухитрился сделать мгновенный испуг. Павел будто впервые в жизни заметил на себе устрашающий взгляд стеклянного объектива и вздрогнул. И несуществовавшее мгновение замерло на газетной странице.

«Я же не такой!» — словно в оправдание не терпелось Павлу сказать каждому работнику дистанции.

Встретился Зимарин.

— Поздравляю! — с лукавой хитрецой в глазах сказал он. — Теперь вся дорога узнает о тебе.

Павел покраснел.

— Зачем вы затеяли…

Лидия Александровна сама разыскала его.

— Вы видели! Нет, вы посмотрите… — Она трясла перед Павлом пачкой газет и пожимала плечами. — Ни с кем не согласовали, без ведома Владимира Анатольевича и — такое… Вы понимаете, что может быть?

Пока он понял одно: секретарша напугана известностью Барумова. Это настроение, конечно же, передалось от начальника дистанции. А коль так, то Барумову надо радоваться. Вот если бы не было этого испуга в глазах на портрете.

По пути домой Павлу на глаза попался Тамочкин. Прочувствованно приложил руку к груди.

— Рад… у тебя, оказывается, светлая голова. Рад! Не о каждом из нас напишут такое. Да еще с портретом.

У Павла в глубине души все чаще рождалась удовлетворенная благодарность Зимарину и корреспонденту. За машину, за все, что вложено в нее, за свой труд. «А я, оказывается, недалеко ушел от Дементьева, — посмеялся над собой Барумов. — Честолюбец…»

Теперь жди запросов о машине с других дистанций. Что ж, он ответит подробными письмами. А потребуется — в любое время поедет и расскажет, как изготовить ее своими силами. И удивлялся: с других дистанций, где еще вчера не знали о его существовании… Вот она, жизнь-то, какая.

Дома Павел сел за стол и развернул газету. Хотелось не торопясь прочитать статью о себе. Не тут-то было…

— Сы-ы-ын! — раздался голос Гришки, влетевшего в квартиру.

Из крупноячеистой авоськи падали грецкие орехи. В середине сетки, засыпанная орехами, торчала бутылка кефира.

— Закуска найдется? Обмыть надо! И статью в газете. Читал лично. Рассказываю, а на меня уставился ты…

Павел отодвинул газету, посмотрел на тяжелую сетку и засмеялся.

— Это в роддом? Кефир — это кстати…

— Галке! Она страсть как любит!

— Да-а-а, приготовился ты, надо сказать, отменно. Ладно, в роддом пойдем вместе, я тоже хочу поздравить Галку.

Павел отнял у Гришки сетку и повесил на крючок вешалки.

— Найдем, что передать кроме.

— А то как же! Уж я-то знаю, что ей надо!

Гришка сдернул сетку, с десяток орехов покатилось по полу. С помощью газет упаковали заново и пошли. На улице выяснилось, что Гришка еще не сообщил в деревню о рождении сына. Зачем? Оттуда все равно не помогут Галке — рассуждал он.

— Да они же родители! Небось каждую ночь сны замучили.

Подействовало. Свернули к почте. Потом зашли в гастроном.

Роддом размещался в двухэтажном доме, в конце тихой узкой улочки. Передачи роженицам брали в просторной комнате с деревянными диванами вдоль стен. По пути в эту комнату в полутемном коридоре с единственной лампочкой под потолком Гришка остановился, сдерживая радостный смех: в роддоме строго оберегалась тишина.

— Глянь-ка…

На стене был приклеен список. Отыскали строку: «Матузкова Галина. Сын, 4200».

— Богатырь! — прошептал Гришка и засмеялся. — Сколько Матузковых развелось. Был один, а теперь трое.

В комнату передач успели вовремя. Молодая полная нянечка, туго обтянутая халатом, уже подняла круглую плетеную корзину с бутылками кефира, стеклянными банками фруктовых консервов.

— Девушка! — подскочил к ней Гришка. — Милая, хорошая, симпатичненькая… Если б не сын, на тебе женился бы. У-ух, сдобная!

Нянечка засмеялась.

— Возьми, пожалуйста. Галке Матузковой. Сына родила…

Гришка совал в корзину сверток за свертком, а нянечка, завороженная радостной суетливостью молодого папы, стояла и улыбалась светло и весело.

— Такая симпатичненькая!.. Записочку еще передай. И поцелуй. Эх, не знал, где надо невест искать. У меня дружок есть, — бегло повел глазами в сторону Павла. — Давно подыскивает. А чего искать?..

Ушла, покоренная напором новоявленного отца семейства. Гришка заметил на себе взгляды бабушек, дедушек, смиренных пап со сложенными на коленях мускулистыми руками, рассевшихся на деревянных диванах. «Смотрят, словно жирафу в роддоме увидели. А если и впрямь как дикий жираф?» Смутился, повернувшись к плакату.