Вячеслав Пальман - Девять хат окнами на Глазомойку

— Чего тебе там?

— А тебе? — не менее наступательно отрезала она.

— Я печку не доложил. Одна мужицкая работа.

— Помогу тебе на мужицкой работе. Жена все же.

— Сам обойдусь, — буркнул он.

Тогда Зина сделала руки в боки и, прищурившись, запела:

— Уж нет ли у тебя в той Поповке какой-нибудь крали, Архипушка? Больно упрямо ты отговариваешь!..

— Кикимору болотную присушил…

— Ну и как она? Половчей меня, поди?

— Да ладно, взялась за свое! Поезжай. Спать там не на чем.

— Возьмем отсюдова, как положено. Дача, она и есть дача. Со всеми неудобствами, окромя природы.

Нагрузила она всякого-разного полну телегу. И керосин с лампой не забыла, отыскала на чердаке, ведь ламповое стекло теперь не купишь, поскольку деревни у нас в основном электрифицированы. А где нет электричества, их и за деревни можно не считать. Чтоб не мешали статистике.

Река Званя в затишке у берегов уже ледком прозрачным взялась, воды совсем мало, за три месяца три малых дождика вылилось, видать, после летней воды никаких запасов в облаках не осталось. Так что переезжали реку легко, только на тот берег телегу подталкивали, коняке не под силу. Ну, а как выбрались, там уже краем леса хоть песни пой, дорога по окрепшему песку как по асфальту.

Поповка издали пугала чернотой стен и могильными провалами окошек. Зина даже сжалась, когда подумала, как можно жить в лесной глухомани да слушать печальные совиные крики. Но когда пригляделась, ничего особенного. Архипов дом на высоком фундаменте стоял крепко, двери-окна были, даже замок врезан, муженек расстарался. И печка была, это он для отвода грешил, будто неисправна. И кровать на месте, сено в матраце. Столик само собой. Ну, и чистота — это уж ее забота. Наведет и чистоту, раз приехала.

Зина принялась раскладывать добро, затопила загнетку, обед наладила. И сама удивилась: чего это она устраивается здесь, когда и в Лужках привольно? Ее муженек топором тюкал во дворе, ворота подправлял, а зачем ему ворота, коль скотины тут никакой, ихняя Пеструха под руки Настёны на эти дни передана. Настёна мастерица, она и творогу, и сметаны наделает, хоть на базар потом вези.

К вечеру Архип наломал по-за огородами веток бересклета и снежной ягоды, в избу протиснулся с большим букетом.

— О-о! — удивленно запела Зина. — А у меня и поставить не во что.

— Пойдем, Зинуха, поклонимся там.

И только тут поняла она, кому букет, заторопилась, влезла в цветастую свою курточку, платок на голову — и вышла. Архип разделил цветы, половину ей отдал, и так, в тишине лесной поляны, проследовали они до кладбища. Положили цветы, стесняясь друг друга, перекрестились, поклоны отвесили и пошли назад. В тепло и уют, где над крышей тихо вился дымок.

Вечером, перед сном, вышла на улицу, прислушалась, оглядела молчаливый лес, послушала удивительную тишину. И вдруг заплакала… Непонятно отчего. Уж очень красив и величав был этот мир.

Робкий рассвет застал их спящими. Крепкая Зинина рука по-хозяйски обнимала Архипову не больно мускулистую грудь.

Она открыла глаза и осторожно сняла свою руку. Глянула на окна. Из них лился ровный белый свет. Спустив ноги, Зима босиком подошла к окну и ахнула. Земля, спорыш под окнами, лес, черемуха сбоку — все было белым-бело.

— Ар-хи-ип! — запела она вполголоса. — Ты глянь, что делается: зима пришла!

Этот день запомнился.

Восемнадцатого декабря в Лужках проходило выездное бюро райкома партии.

Народу приехало семь или восемь человек. И своих собралось двенадцать, только Марина осталась в Кудрине да Потифор Кириллович пришел без сеструхи. Места у Савиных хватило, расселись, и тут «Павел Буре» отбил дважды, напоминая об обеденном времени.

Появились самовар, закуски, свежий хлеб, который все еще пекла в своей печи мастерица Настёна. После магазинного этот каравайный своим духом дразнил аппетит, да и вкусный был, чего там говорить. Так, по крайней мере, оценили его гости.

Глебов речь сказал. Дело, оказывается, вот какое: звено Дмитрия Игнатьевича Зайцева по урожаю зерна, картофеля и травы с гектара завоевало первое место в районе. «Благодаря, как выразился секретарь, дружной и слаженной работе коллектива, широкому и действенному соцсоревнованию», звено перевыполнило свои планы, оказало существенную помощь колхозу, который тоже справился с заданиями года. Бюро райкома, верное лозунгу «честь — по труду», награждало лужковское безнарядное звено премией в сумме пятьсот рублей и почетной грамотой Чуровского райкома и райисполкома.

Красивая грамота и конверте красненькими были переданы смущенному Мите за столом при шумных хлопках.

Все это выглядело трогательно и чисто, кажется, только Зина усмехнулась, когда услышала о «широком и действенном», уж такие у нее зловредные бабьи извилины скрывались в голове, чтобы шутки отмечать. Митя вышел из-за стола, поблагодарил и огляделся, куда бы положить грамоту и конверт. Положил повыше, на черный футляр «Павла Буре», приобщив на короткое время этого выходца из девятнадцатого века к реальностям конца двадцатого.

Ну, а после того загремели тарелками, начались разговоры на всякие темы.

Опять дернуло Зину отыграться за давнее. А может, и случайно получилось, но только подняла она миску с грибами — и к Румянцеву:

— Откушайте, Иван Иванович, не магазинные, а нашенского домашнего приготовления.

Савин с опозданием дернул ее за кофту, Зина и бровью не повела, стояла над председателем райисполкома и помогала ему перекладывать скользкие грибочки на тарелку. Все как-то попритихли, а Иван Иванович слегка в лице изменился, сжал губы в тонкую полоску. Он кивком поблагодарил хозяйку и, не поднявши глаз, попробовал.

— Хороши ли? — Она все стояла за его спиной. Ну ведьма ведьмой!

— На комплимент напрашиваетесь, Зинаида Михайловна, — Аркадий Сергеевич бросился на выручку Румянцеву, чтобы потушить назревающий скандал. — Конечно, грибочки первый сорт, что и говорить.

— В самое время собирали да варили. Это молоденькие маслята, их чуть упустишь, и уже совсем не то, — сказала Зина и, к общему облегчению, отвалила от Румянцева с нежнейшей улыбкой на красивом лице.

— Твой черед, Митя, выдай речь, — весело сказал Дьяконов, будто ничего такого и не произошло.

— От всех нас большое спасибо, — так начал Митя, все еще стоя возле часов. — Я думаю, что и на другой год позиций не сдадим. Зерна возьмем больше, рожь под снег ушла хорошая. Пожалуй, можно говорить о тридцати центнерах. Ну, и силы в звене прибавилось, вот главное. Вениамин и Архип — мастера своего дела. Вася трактор освоил, так что мы теперь можем говорить о звене на полном севообороте. А вот женщинам нашим мы кланяемся особо. Так пособили, что и сказать нельзя, как хорошо. И тебе, Потифор Кириллович, вон каких бычков вырастил, любо-дорого! И вам, Сергей Иванович и Михаил Иларионович, что поддержали нас в трудное время. А что, по-моему, самое главное — это земля. Мы ее в обиду не дадим. Мы ее приукрасим и плодородия ей прибавим, чтобы не боялась она непогоды-засухи, всегда была доброй, как завещали деды-отцы. Михаилу Иларионовичу спасибо, он новый клевер от погибели уберег, семена у нас будут, каждое поле через клевер пропустим, навозу внесем сколько надо. Так что, общими усилиями…