Владимир Степаненко - Дежурный по звездам

Кузовлев тогда у него дома, за чаем, в непринужденной беседе, раскрылся совсем по-новому, стал ближе. Он спокойно, рассудительно отвечал на вопросы, много рассказывал о себе. И показался не по годам серьезным, глубоким и содержательным. Именно тогда Здатченко понял, что Кузовлев может совершить подвиг. Понял это каким-то внутренним чутьем. Недаром этого летчика отличал и майор Федоров, уверенный в его незаурядных способностях.

А как дотошно изучал молодой летчик по планшету полет, запомнил все увертки и хитрости «совы»: броски в сторону, нырки и горки. Командир полка неторопливо прошелся по комнате. Не хотелось выдавать охватившее его волнение. «Только бы Кузовлев остался живым!» Нет-нет да и поглядит командир полка на врача, и тот безошибочно угадывал, что хотел от него Здатченко. Врач не выдерживал взгляда и опускал глаза. «Он не верит, что Кузовлев выдержит! — подумал Здатченко с болью. — Что предпринять, чтобы спасти парня? Два часа прошло! А до рассвета еще час тридцать шесть минут. Володька, Володька, как тебе помочь?» В его власти поднять все самолеты и вертолеты, но не мог он пока этого сделать из-за темноты и тянул время, такое дорогое для Кузовлева.

Раздался резкий звонок. Здатченко по звуку определил, что сигнал шел из штаба. Помощник начальника штаба, черноволосый старший лейтенант, торопливо снял трубку и с силой припечатал ее к уху.

— Товарищ полковник, звонит командующий.

— Здатченко слушает.

Далекое расстояние не изменило тембр голоса генерала Лугового: в трубке гремел его раскатистый бас.

— Почему молчите? Нашли летчика?

— Ведем поиск. Сторожевые пограничные катера в районе катапультирования.

— Знаю, вы об этом уже докладывали. На часы смотрели? Два часа летчик в море! Пограничники послали еще три катера. Подымайте весь полк, ищите.

— Рассвет в четыре часа тридцать шесть минут. Радист парохода «Белозерск» передал, что команда спешит на помощь.

— Докладывайте через каждые пятнадцать минут. Все внимание сосредоточить на поисках Кузовлева!

Здатченко услышал на дальнем конце провода щелчок и осторожно положил трубку на рычаг. Хотелось взглянуть на часы, но он пересилил себя. Направился к окну. Старался о времени не думать. Он попытался себе представить Кузовлева в море. Справился ли он с резиновой лодкой? Жилет не даст утонуть, но в лодке безопаснее. Самое главное, чтобы не растерялся, а упорно боролся со стихией. При кораблекрушениях люди погибали в море не от голода и жажды, а от страха.

В динамике раздался шорох — будто прошелестела подгоняемая ветром свернутая бумажка, и тут же ворвался раскатистый голос штурмана наведения:

— На борт подняли спасательный жилет.

— Кузовлева? — нетерпеливо крикнул в микрофон Здатченко.

— Жилет нарушителя… Написано не по-русски…

— Продолжайте поиск.

— Понял.

— Соедините с командующим, — приказал Здатченко. Взгляд невольно обратился к висящим на стене часам… Рывком поднял белую телефонную трубку: — Докладывает полковник Здатченко. Товарищ командующий, подняли спасательный жилет иностранной марки.

— Командующий выехал на аэродром. Летит к вам, — ответил дежурный по штабу. — Встречайте!

Здатченко напряженно посмотрел в окно. Там начало сереть, и стекла вот-вот заблестят от утренних лучей…

— Товарищи офицеры, — сказал спокойно командир полка, — к нам вылетел командующий. Будет руководить поиском Кузовлева. Передайте на аэродром, чтобы прогревали двигатели истребителей.

— Два раза уже гоняли, — озабоченно сказал начальник политотдела. — Младшие авиаспециалисты, техники самолетов не отходят от машин. Ждут нашу команду на вылет!

…Кузовлеву казалось, что он закричал от счастья! Но из груди вырвался лишь шипящий свист. Солнце! Оно било в глаза. Он не мог выдержать его нестерпимой яркости и опустил набухшие веки. Но яркий свет исчез так же быстро, как и появился. Глаза снова уперлись в черную стену. Белая полоса света убегала в сторону, серебря перекатывающиеся волны.

Мысли туманились. По щекам потекли слезы, но он не чувствовал их на мокром лице, принимая за соленые брызги морской волны. Откинул голову и в изнеможении забылся. Яркий свет снова упал на него и долго высвечивал набегавшие волны, упрямо сверля глубину. Хотел снова крикнуть, но сил у него на это не было. Надо бы дотянуться до пистолета, но рука не слушалась.

— Надо же стрелять, обязательно стрелять, — шептал он торопливо. — Меня ищут! Конечно, ищут!

Луч света скользнул в сторону, и снова черный мрак обрушился на лежащего летчика. Он верил, что свет вернется. «Нужно достать пистолет и стрелять. Я не слабак, я не слабак!» Но руки повисли как плети, распухшие, бессильные. С побелевших пальцев сползала лоскутами кожа. Но он не чувствовал боли.

Он мог думать, вспоминать, даже разговаривать сам с собой, а руки и ноги отказали. Он привык к качке волн, и это напоминало ему полет на самолете. Но особенно мучил холод. Тысячи острых иголок пронизывали со всех сторон, глубоко вонзались в лицо, затылок, спину.

— Смотри не сдавайся! — говорил над ним майор Федоров.

«Откуда он здесь? — спросил себя Кузовлев. — Ведь замполит далеко». Но тем не менее отозвался:

— Я не сдамся! Не сдамся!

Он собрал последние силы и попробовал приподняться. Первая победа — повернулся на бок. Долго не менял положения, готовил себя для следующего движения. Оттолкнулся и упал лицом в днище. Мягкая резина сжала лицо, нос, и ему стало трудно дышать. Задыхался, но не мог приподнять голову, подвигать руками и ногами.

Прошло более получаса, прежде чем оказался на спине. Он страшно устал. Но движения согрели. «Надо чаще вертеться, — приказал он себе. — Я не сдамся. Не сдамся!» Но сил для новых движений уже не было. Дышал с трудом, по-прежнему не чувствуя ни рук, ни ног. Куда делась вся его сила?

— Юрий Гагарин выжимал на динамометре восемьдесят, — сказал однажды майор Карабанов. — Ты выжимаешь восемьдесят два. Пройдешь в космонавты!

Он и хотел стать космонавтом… А сейчас лежит, бессильный, даже повернуться на бок не может. Но сдаваться он не собирался.

— Два переворота есть! — торжественно прошептал он. Он будет считать каждое свое движение. Сейчас это было основное, на чем он сосредоточил все свое внимание.

А вокруг него на много километров были лишь темно-серые волны, бросавшие лодку в разные стороны, небо, начавшее сереть, да звезды, уже потерявшие ночной блеск…

— Три, четыре! — с усилием выдавил из себя летчик. — Четыре!

Он лежал на боку. Волна, подбросившая лодку, с силой швырнула ее вниз. Гулко ударило по воде широкое днище. Он почувствовал удар, заныла раненая голова, плечи, руки и ноги. Обрадовался: к телу возвращалась чувствительность. Он правильно делает, что двигается. Останавливаться нельзя. Ни минуты отдыха…