Владимир Степаненко - Майские ласточки

Лайнер набрал высоту и лег на заданный курс. Солнце ярко светило в круглые пятачки окон, и белые кучевые облака лениво передвигались по синеве неба над снежной равниной тундры, замерзшими болотами, реками и озерами, перечеркивая их густыми тенями, как летящая стая гусей.

Летчик уверенно вел самолет по приборам к Салехарду, но, не долетая километров восемьдесят, постучал по штурвалу, чтобы привлечь внимание проверяющего. Налетевшая внезапно черная туча сразу закрыла горизонт, и ночная тьма поглотила все вокруг.

— Снежный заряд! — испуганно прокричал летчик, и его руки на рогах штурвала задрожали.

Васильев услышал громкий вскрик летчика, еще не усиленный переговорным устройством.

— Снежный заряд! — сразу подтвердил Васильев, проверив запор форточки. Держался спокойно, как будто черная туча не представляла для самолета никакой опасности, а несла лишь одни неиспытанные радости экипажу. Взял штурвал, чтобы самому вести самолет.

Ураганный ветер швырнул Як-40 к земле, словно задавшись целью разбить его, оторвать короткие крылья. Однако в снежной коловерти несущихся белых хлопьев снега Васильев не потерял пространственную ориентировку, он твердо помнил, что земля рядом, доверившись умным приборам, которые особенно ярко светились в кромешной темноте. Пять минут длилось страшное испытание, проверялись сила воли, техника пилотирования, — и Васильев вышел победителем.

Снежная туча проскочила, и яркое солнце ударило в кабину летчиков, слепя глаза.

Васильев, передал штурвал первому пилоту, устало откинулся на спинку кресла. Впереди показался знакомый город с деревянными домиками, которые в больших снежных шапках набегали на самолет, как грибы на лужайке. Вдоль правого берега Оби лежала синяя тень — это после сжатия льда вода вышла наверх, четко вычерчивая изгибы берега и всех отмелей.

Летчик выполнил традиционную коробочку и повел Як-40 на посадку.

Васильев задумчиво шел по аэродрому, словно хотел убедиться в крепости земли, податливой мягкости снега. В своем кабинете с полированными столами и книжными шкафами начальник объединенного отряда позволил себе окончательно расслабиться. Закурил, но тут же скомкал сигарету и бросил в пепельницу, обожженный горечью табака. На столе стоял холодный чай, и он с наслаждением допил его. Состояние полного покоя скоро вернуло силы, и Васильев почувствовал, что в состоянии дотянуться до телефона и позвонить домой. Глубоко вздохнул и сказал как можно спокойнее, чтобы своим голосом не взволновать жену.

— Здравствуй, дорогая, я прилетел. До конца рабочего дня в кабинете!

Полеты для него давно стали привычной работой, постоянно трудной и напряженной. Знал, что пройдет несколько дней, и он забудет о снежной круговерти. Закрыл глаза и мгновенно заснул. Недолгое отключение его всегда взбадривало, и он снова мог работать, проводить совещания, ставить задачи летчикам отряда, просиживать за документами долгие часы.

Разбудил командира отряда беспокойный телефонный звонок. Секретарша докладывала, что получена срочная телеграмма из управления.

Пока с телеграммой знакомились, он пытался понять, чем вызвана ее срочность. Перед самым вылетом в Надым разговаривал с Иваном Тихоновичем Очередько и решил все вопросы. Чем больше он думал о телеграмме, тем больше появлялось ощущение, что ждал ее давно. Вспомнил метеоролога Надымского аэродрома, молодящуюся женщину с ярко накрашенными губами и седыми волосами. Безусловно, доля вины ее тут есть. Надо впредь строже спрашивать и требовать прогноз с возможными изменениями погоды на каждый час. Работники аэрофлота не имеют права забывать, что несут полную ответственность за жизнь пассажиров. Полет закончился благополучно, но предпосылка к аварии была!

Через полчаса Васильев читал полученную телеграмму.

«Подготовить опытный экипаж Ан-2 для подбора посадочной полосы в Харасавэе».

Дважды пробежал короткую строчку глазами. Значит, утром начальник управления Очередько звонил не зря, настойчиво расспрашивал о состоянии материальной части, справлялся о здоровье Нецветаева. Васильев не забыл предупреждения Ивана Тихоновича о «генеральном наступлении». Полученная телеграмма требовала начинать подготовку к дальнему перелету. С обидой подумал, что сам не бывал в Харасавэе, хотя облетал почти весь Ямал. Мог по селектору вызвать из авиаотряда Нецветаева, но делать этого не стал. Телеграмма пришла директивная. О том, что Нецветаев летал в Харасавэй, он не сомневался.

На стол Васильева легла карта. Медленно вглядываясь в нее, нашел на западной оконечности полуострова, на берегу Карского моря, голубую ниточку реки Харасавэй. Река выносила в море песок, и вдоль берега выгнулась огромная отмель — Шараповы Кошки. Старался угадать, как мог выглядеть поселок с почерневшими от долгих дождей и туманов бревенчатыми домами и складами фактории. Первыми встретят прилетевший самолет, конечно, разномастные собаки. Будут преданно ласкаться, дожидаясь подачки.

Васильев определил маршрут будущего полета, польщенный, что телеграмма адресована ему, а не командиру авиапредприятия мыса Каменный. От мыса Каменный до Харасавэя без всяких расчетов не больше четырехсот километров. Но Иван Тихонович поставил задачу перед ним и поступал так из каких-то своих особых соображений, пока ему не известных. Радовало, что его объединенному отряду оказано большое доверие. Он знал хорошо возможности своих летчиков. Начал перебирать одного за другим и скоро пришел к выводу, что лучше Нецветаева никто с заданием не справится. В том, что полет трудный, он не сомневался. На последнем разборе полетов Нецветаев громко кашлял, хватался рукой за грудь. Васильев решил справиться о здоровье летчика. Перебросил тумблер селектора.

— Эскадрилья. Позовите Нецветаева.

— Нецветаев слушает.

— Григорий Иванович, зайдите ко мне, — голос Васильева звучал мягко и не был похож на приказ старшего начальника.

Нецветаев вошел в кабинет Васильева с обычным достоинством. Голубая форма тщательно отглажена, рубашка поражала белизной. Снял черные очки и выжидающе посмотрел:

— Я вас слушаю.

Васильев догадался, что секретарша успела сказать командиру звена о полученной телеграмме из управления, и тот разволновался, думал, пришел приказ об уходе его на пенсию.

— Как чувствуете себя, Григорий Иванович?

Нецветаев по-своему истолковал вопрос, внутренне жалея командира объединенного отряда, который обязан сообщить ему неприятную новость.

— Владимир Иванович, когда сдавать «Аннушку»?

— Кому сдавать? — удивленно переспросил Васильев, но тут же до него дошел истинный смысл вопроса, и он громко расхохотался. — Да откуда вы это взяли?