Евгений Воеводин - Похвали день вечером

Здесь он ждал ее. Она сбегала сверху, кидала ему портфель или сумку, скрывалась внизу, в гардеробе, и они вместе выходили на улицу. Об этом не надо было думать. Он давно запретил себе думать о н е й, потому что о н а всегда и во всем была права, и в истории с ним — тем более.

Кто-то шел по коридору, и Козлов мгновенно оказался у двери. Открыл ее рывком и выскочил на улицу, будто и впрямь злоумышленник, которого чуть не застали на месте преступления. Бегом — к трамвайной остановке, и только оказавшись в пустом вагоне, перевел дыхание.

Трамвай застрял на мосту через Обводный канал. Он помнил: здесь всегда были «пробки». И вдруг он увидел Шилова. Тот шел по мосту — окликнуть его Козлов не мог, окна были закрыты. Вот поглядел по сторонам — и бегом через набережную. Уже на Измайловском мелькнула его коренастая фигура в старом синем плаще, и Козлов подумал — куда он идет? Живет-то он далеко отсюда.

Через минуту он и думать перестал об этой случайной встрече. Завтра мать поднимут с постели. Через неделю обещают снять карантин (в городе грипп) — и они увидятся… Вот это и есть самое главное: все обошлось, все будет по-прежнему хорошо и тихо. Теперь-то надо особенно тихо, чтобы ничем, даже самой малостью не огорчить мать…

Последствия того собрания, на котором выступил Савдунин и несколько слов сказал Шилов, начали сказываться раньше, чем этого ждали. Уже недели через две Савдунин заметил, что мастер не чередует работу — изо дня в день бригада варит листы. При этом мастер давал Савдунину такие жесткие сроки, что тот не выдержал.

— Не дело делаешь, — сказал он.

— Это распоряжение начальника участка, — сухо ответил мастер. — Листы после зачистки сразу идут на выход. Мы будем держать соседние цехи.

Эту перемену в работе очень скоро заметили и ребята. Соколов, думая, что только он один такой наблюдательный, подошел к Савдунину сразу после смены и тихо спросил:

— А ведь началось, дядя Леша?

— Что? — спросил тот.

— Началось, я говорю.

— Что началось?

— Ну, дядя Леша, чего темнить? Так сказать, ответ на критику снизу. Вы разве не заметили?

— Нет, — коротко сказал Савдунин. — Листы — тоже работа.

И ушел, даже не попрощавшись.

Конечно, подумал Соколов, это он так, в воспитательных целях. Уж что-что, а темнить он не умеет. И, конечно, другой бригадир мог бы пойти к начальнику участка, пошуметь, потребовать, чтобы ему чередовали работу — ведь такая и выматывает, да и менее выгодна с точки зрения зарплаты. Но Савдунин не пойдет. Ни за что не пойдет. Значит, Клюев решил проверить бригаду рублем?

В ту ночь он долго не мог уснуть, ворочался на своей раскладушке и разбудил Козлова.

— Тебе чего?

— Ты не заметил, что…

— Заметил, — сказал Козлов. — Уже несколько дней. Если ты о работе…

— Да. Понимаешь, деньгой хочет взять.

— Похоже на это.

— А там случится, поднапашем — запишут нам одну браковку, другую, третью. Потом вопрос: нужна ли такая бригада? А? Чего молчишь?

— Тебя это еще удивляет? Меня удивляет, что вы молчите.

— Ладно, — оказал Соколов. — Спи. Я думать буду.

Ничего особенного он придумать не мог. Только утром, по пути на завод, в метро рассказал обо всем Коляничу. Тот не поверил. Что, Клюев? Да бросьте вы, хлопчики. Они с Робертом Клюевым здесь бог знает сколько лет, на «Коммунисте». Он же ясен как день, Клюев. Нет уж, слишком красивую интригу придумали для него. Колянич посмеялся: ну и тайны мадридского двора! Детектив под названием «Заговор Роберта». Тут же он оборвал смех:

— Вы думаете, всегда делаешь, что хочется? Ну, а если пошла такая работа? Сколько вы на ней зарабатываете? А в прошлом месяце, когда напахали, сколько получили? Столько же? Так вот, пижоны, кончайте выдумывать всякие страшные вещи.

— Ты это говоришь как отец, старший товарищ или тоже как начальство? — спросил Володька.

— У меня есть еще одна должность, — сухо сказал Колянич.

— Ну-ка? — поинтересовался Володька.

— Я еще коммунист. И Роберт тоже. Нас в партию в один день и час принимали. И я знаю…

— Стоп, Колянич! — сказал Володька. — А что ты скажешь тогда как коммунист про т у историю? Ну, когда наш уважаемый Роберт Иванович отбивал Панчихина? Ничего?

Колянич улыбнулся.

— Шустряк ты, как я погляжу. Откуда ты знаешь, что я ничего не сказал? Может быть, скорее ты не все знаешь, а?

Володька схватил его за рукав — расскажи?! Колянич помотал головой: ничего он рассказывать не будет. Работайте, как работали. Ясно? И чтоб вся бригада к концу года на доске Почета висела.

— Значит, какой-то разговор с Клюевым на парткоме все-таки был, — сказал Володька, когда остался с Козловым вдвоем, там, за проходной. — Тогда, может быть…

— Вот-вот, — сказал Козлов. — А ты сразу в бой.

Дня через два бригаде дали другую работу, и вся эта история забылась. Соколов был уверен, что Колянич ни слова не сказал Клюеву по старой дружбе. Козлов думал, что бригаде переменили работу именно поэтому. И лишь Савдунин знал, что просто листы кончились — пошли «обечайки», станины; ну, а если бригаде не дают котлы — на это уже обид нет: квалификация не та…

Конечно, думал он, была маленькая проверка. Не может быть, чтобы так вот совпало… Не может быть, чтоб ребята не заметили, но вот ведь — промолчали все, и работали — не подкопаешься… А то, что Володьку пришлось отбрить — тоже поймет когда-нибудь, почему пришлось…

Ему было легко и спокойно сейчас. Его беспокоило только одно — и он долго думал, пока решился пойти на улицу Бабушкина, где был прописан Лосев. Когда он зашел к своему приятелю-кадровику, тот вылупил на него глаза:

— Тебе-то зачем, старый, по чужим лестницам вверх-вниз лазить? Есть профсоюзная организация, всякие там комсомольские прожекторы…

— Не говори, — вздохнул Савдунин. Он улыбнулся, вспомнив, как несколько месяцев назад принес и отдал Непомнящему две картинки в рамках под стеклом. Для их комнаты в общежитии. На одной был изображен Тадж-Махал — подарок индуса-рабочего, которого Савдунин обучал там, на строительстве Бхилаи. На другой — разведенный Кировский мост; эту фотографию он купил в универмаге. Непомнящий сказал тогда: «Жалко, небось, отдавать-то?» — и он ответил в том же тоне: «Не говори!»

…Наверное, Лосев не знал, что Савдунину было известно многое. Ну, о своих семейных делах, положим, он рассказал сам — просто другого выхода не было, вот и пришлось рассказать. О драке, вернее, о том случае, когда Непомнящий ударил его по лицу, Савдунин знал от воспитателя общежития. Но он должен был выяснить — из-за чего вспыхнула драка. Придется поговорить с кем-нибудь из ребят после смены.

— Дядя Леша, отдохните от нас до завтра, — сказал Соколов. Это было его обычное прощание. Но Савдунин остановил его.