Михаил Миляков - Лавина

Да нет, конечно, счастливо. Никаких размолвок, ничего недоговоренного, писем каких-нибудь, случайно обнаруженных, телефонных звонков — когда молчат на обоих концах провода, и ждут, и мучаются, и — продлись мгновенье, прекрасно ты! Нет, нет, совершенно верна была Светлана Максимовна своему Петру Васильевичу, никаких тайных помыслов и желаний, а если и случалось грустить… Давно… Тут как раз Пашуня маленький появился, сложный, трудный, ставший сразу ей дорогим и близким ребенок, и жизнь ее наполнилась. Теперь, правда, в последнее время, но редко, редко, неясное какое-то томление духа находит… Гнала в смущении, в гневе. Не сразу, что же делать, но оставляло ее. Заботы насущные, суета и иные важные и неважные треволнения помогали. Так что не в силу, повторяем, высших принципов или старательно воспитанного страха перед грехом и возмездием, а просто-напросто и понять и принять не могла, как может быть иначе. Встречаются же люди с совершенно ясным умом и непотревоженным сердцем, она одна из них.

Вероятно, и сдружилась-то столь искренне с выросшим учеником своим Пашей Кокарекиным потому опять-таки, что и мысли не возникало об ином, запретном, — лишь покровительство с ее стороны, желание всячески способствовать добрым его успехам и его ответная, сыновняя преданность. Без матери, без отца рос, кто совет даст, кто приголубит в путаную минуту, не позволит подлым соблазнам угнездиться в мыслях его? Учила, терпела, любовью своей вытянула из нетей; в общеобразовательную перешел, на первых порах тоже приходилось помогать, ободрять, упрашивать. Дальше, что же — ее гордость, ее зримое достижение. Рада была ужасно, когда поступил сам в институт. И наконец самый большой праздник: Пашуня получил диплом.

Ах ты, боже мой, все купеческие какие-то замашки, никак от них не отстанет: заявился к ним, шампанского несколько бутылок, торт приволок — и не предполагала, что подобные громадины бывают. Петр Васильевич, естественно, был недоволен, да и чувствовал себя не ахти. А она, она вела себя в тот вечер непозволительно. Опьянела, отправилась зачем-то провожать к метро, и разговоры, разговоры, прогуляли едва не до утра.

Вспоминала день, когда свой диплом домой принесла красненький, с отличием. Тоже спать не могла, пошли всей группой ночью на Красную площадь, танцевали, и на ее новеньких лодочках — что-то очень дорогие по тем временам, в первый раз надела — каблук отскочил. Такая обида. Пришлось шлепать босиком до самого своего дома. Ребят в их выпуске было мало, у каждого своя девушка, и она ужасно боялась, что кто-нибудь к ней пристанет. В проулок свернула к себе ни жива, ни мертва, и — ах, счастье какое! — обе ее тетушки, как почувствовали, вышли встречать. Вот и все, что тогда было.

Начал работать Паша на заводе и заскучал. Приходил, жаловался: неинтересно ему; есть он, нет его — кому от того жарко или холодно; и что не может быть винтиком. Хоть какую бы самостоятельность и доверие!.. Если б не стенгазета цеховая, которую чуть не целиком сам состряпал и статьи написал, только подписывали другие, ну еще художник карикатуры на пьянчуг веселые сделал, если б не это отвлечение, хоть вой. А там заводская многотиражка и репортажи в «Советском спорте»… Как-то споро у него пошло, даже и без особой хлопотни, что значит влечение настоящее. Антураж, настроение спортсменов нестандартно передано. (Каждую страничку с ней обсуждал обязательно. Кое-что выправляла.) Сам контактнее стал, общительнее.

И снова успокоилась Светлана Максимовна: техника, конечно, как занятие ненадежнее, но раз душа к другому лежит и получается — с богом!

В других изданиях стали появляться его репортажи и очерки. И наконец, статья в «Московском комсомольце». О молодой семье. Через номер, как бы в пандан, о разводах — темы все острые, трудные, метастазами прорастающие из самых подоснов современности. Положа руку на сердце, поучений многовато, ершистого праведного задора (в разговорах сам же ополчался ядовито и остроумно на такого рода переборы), а может, так и следует, и тонкая, захватывающая художественность при наших стремительных темпах излишняя роскошь?

Как сын он ей и тем именно дорог, что немало в свое время потребовалось настойчивой нежности и терпения, чтобы проявить добрые черты его, дать им окрепнуть, уберечь и преумножить. Невмоготу бывало: еще немного дикого, злобного сумасбродного упрямства, и кажется, не выдержит. Теперь видит: если б не он и то, что необходимо было ему, кто знает, куда повернулась бы ее жизнь.

(Чаще и чаще Светлана Максимовна обращалась назад, перебирала в памяти разные пустяковые эпизоды и, разволновавшись, с негодованием себя одергивала. На помощь приходили спокойные, уверенные ее правила и привычки. Принималась рассуждать, и утихало, светлело на душе. Да, стихало, и никакой грусти.

…Скольких разговоров, непростых усилий стоило приучить слушать серьезную музыку. В классе шестом-седьмом, как раз самый джазовый ажиотаж, едва не насильно таскала его в консерваторию. Пусть поначалу многое прокатывалось мимо (особенно же, если осмеивали новоявленные дружки, а еще страшнее — девочки-одноклассницы), и все же хоть крупица, а западала в душу. Координировала вкус, разбивающиеся чувства. Лучшее, что создано человеческим гением, — разве не самый необходимый воспитатель, рассуждала Светлана Максимовна, защищаясь от самой себя.

Теперь зато сам, по собственной инициативе добывает билеты где-то в журналистских сферах, и в который раз идут слушать (мужа не оттащить от телевизора, да и трудно ему) Чайковского, Рахманинова. Боже, какая прелесть «Грезы зимней дорогой», тогда как раз сердечнейший рассказ прочла, с симфонией этой связанный… Слушали Хиндемита и другого, современного, им так восхищаются профессионалы, Бенджамин Бриттен, или он уже умер? Но ей далека их музыка, утомляет, душа ее не раскрывается. На концерте познакомил с неким Невраевым и его женой. Буквально бредит им, только и слышишь: Сергей сказал, Сергей сделал. А она совсем иная, чем представлялись со сцены балерины, очень уверенная и сильная. Невраев втянул его в альпинизм. Хорошо это или плохо?

А выставки! Поистине, лишь искусство способно доставить высокое духовное наслаждение! И с радостным удивлением отмечала, насколько близко воспринимают они живопись и как тревожно ей, и… приятно, что ее давние усилия приносят добрые плоды.

А потому не надо, незачем сгущать внимание на… на… ни на чем. Все хорошо. Жизнь ее наполнена, только б здоровья побольше Петру Васильевичу, слушался бы ее и пил травы.

…Великое дело — народная медицина, убеждалась не раз. Не говоря уже о простудах, воспалениях разных, да вот камни в почках у Петра Васильевича обнаружили, лечили-лечили, совсем к операции подошло, и уговорила-таки, начал пить чаи почечные, травку лесную особую, старушка белозерская присоветовала, и помогло. Поправился.