Александр Ливанов - Притча о встречном
- Название:Притча о встречном
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1989
- Город:Москва
- ISBN:5-265-00580-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Ливанов - Притча о встречном краткое содержание
Притча о встречном - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Ясно, что встреча поэта, любого, пусть и такого, как Рюхин, с Пушкиным равна встрече со своей совестью. И пусть Рюхин говорит о Пушкине нечто «рюхинское», завистливое и обывательское, все же из отношения автора к словам Рюхина предстает его собственная писательская позиция.
«Вот пример настоящей удачливости… Какой бы шаг он ни сделал в жизни, что бы ни случилось с ним, все шло ему на пользу, все обращалось к его славе!» — говорит Рюхин, глядя на «металлического человека».
Рюхин искренен в непонимании причин удачливости «металлического человека». Как говорится, тут все требует лишь обратного знака при значении рюхинских суждений. Вся сцена чем-то живо напоминает нам суждения убогого чиновника Евгения по поводу другого «металлического человека». Такая же искренность непонимания, там так же требуется «обратный знак» для подлинного понимания значения Петра. И, значит, какой бы смысл в слова свои ни вкладывал бы Рюхин, объективный смысл их верен: «все шло на пользу» Пушкину-поэту. Потому что — чего не ведает Рюхин — творческая жизнь Пушкина была подчинена полностью служению — бескомпромиссному, пророческому! Жизнь человеческая поэтому как раз была полна страданий, до последнего вздоха. Спустя года Блок скажет: «Чем трудней жить, тем лучше можно творить». Но все дело в том, что «можно» относится лишь к подлинному дарованию, чуждому — на любых стихиях, в любых условиях — самоизмене.
В отличие от Рюхина, его «странных мыслей», его получувствований, Булгаков, его дарование, его призвание были во всеоружии понимания и целей, и путей служения. Его маяком был страстный, самоотрешенный нравственный поиск нашей классики, ее пушкинская стезя правды, стезя защиты свободы и достоинства человека. В трудной судьбе Булгакова поэтому тоже все «шло на пользу ему»!.. Подлинное дарование всегда проявляет мудрость в своем художественном самосоздании, когда, говоря словами Сент-Экзюпери, «трагедии материального порядка не существует», когда, говоря словами булгаковского романа, «рукописи не горят»…
Создавая свой роман, Булгаков создавал и себя не просто как художника и мастера, а именно как подвижника творческой идеи. И это же составляет значительную часть содержания романа: о творческом подчинении внешне человеческого художественно-духовному, о дальних задачах творчества, о вечной жизни мысли, о трудном пути подвижника среди людей нетворчества, среди их мещанской всеобщности адаптации, их самоизмены и запроданности дьяволу бесчестия. Булгаков был подлинным поэтом, «сыном гармонии», умевшим слышать «высшие звуки бытия», сумевшим постичь высший — пушкинский — смысл жизни и творчества из мысли — страдания, из «и жизнь, и слезы, и любовь». И чтобы там ни говорили, в Мастере много от его создателя…
Пафос романа направлен против наивных и запальчивых обольщений быстрой и легкой победой над злом, против незрелой мечты быстро и легко обрести мир однополюсного, безоговорочного добра и всеобщей гармонии. Роман отрешает от инфантильной доверчивости к берлиозовщине.
Булгакова как художника всегда привлекала та сторона человеческой вечной битвы за счастье на земле, где выступают как раз силы не случайные, а этически резко поляризованные. Это часто принималось за скрытое сочувствие силам, исторически обреченным. Здесь упускался каждый раз тот важный момент, что художник отображал уже свершившиеся события, после окончательной победы именно нового в жизни. Учитывая дистанцию во времени, историческую предопределенность этой победы — такой подход к решению художественной задачи конечно же не противоречит нашим литературным принципам. Обиходные вроде бы понятия — «писательская объективность», равно как «писательская субъективность» — на деле испытывают сильные коррективы времени. У ряда критиков рапповского толка на творчество Булгакова тогда не хватило перспективного взгляда. «Не должно предоставлять трибуну врагу!» — говорилось, например, по поводу «Белой гвардии», пьес «Бег», «Дни Турбиных»… Сцены театров и издательства закрылись для Булгакова — когда писатель начал свой роман «Мастер и Маргарита», который потом долго не мог увидеть свет… О неверном понимании творчества Булгакова, о перестраховочных тенденциях, проявленных к произведениям выдающегося мастера — классика нашей литературы — свидетельствует тот неоспоримый факт, что все названные произведения ныне вошли в фонд нашей художественной литературы и пользуются заслуженной любовью миллионов читателей.
И все же художник оставался верен своему внутреннему миру и не менял писательских ракурсов своих произведений. У Булгакова была задача не сиюминутная, а историческая. Задача широкого, объективного, во всем драматизме, показа не со стороны, не части, а именно всей битвы, всеохватно, а не только какой-то одной стороны классовой альтернативы. Такая задача, значит, исключала запальчивость и огрубление, лозунговую одномерность и утрирующую однотонность. Булгаков никогда не клокотал показным негодованием — «Вперед, вперед — на бой со тьмой!». Весь поглощенный вниманием для постижения этической подосновы и драматизма вечной человеческой борьбы, он не знал ни запальчивости, ни глумления…
Роман — панорамное полотно, где поляризация классовых явлений переведена на язык этической поляризации во всей многосложности связей и столкновений сил созидания и разлагательства.
Воланд — не гоголевский чумазый и невежественный черт-страшилище, с рожками, огненным дыханием и серным смрадом, не тот простодушный черт с его грубоватыми проделками, весь в русле своего приземленного и в общем-то бесхитростного уклада жизни. Он и не тот классически почтенный дьявол, абстрактный и далекий от земной злобы повседневности. На этот раз перед нами предстал дьявол «земной», «актуальный», не брезгающий самой подробной и разнообразной человеческой нечистью. Воланд — дьявол современный, он интеллектуал, он профессор черной магии, он в любой культурной среде как бы на своем месте, не ударит лицом в грязь — от изысканности речи до западного модного покроя костюма. Главное — он вооружен на любой случай, на любую среду универсальными и недюжинными знаниями. Одним словом, перед нами великолепно трансформирующийся дьявол современного мира! Наука и искусство, философия и теология — в любой области мессир Воланд во всеоружии. Он знает все, что знают люди, умеет все, что умеют они, — но сверх того знает все «специальное», дьявольское. Все примитивное Воланд оставил в своих помощниках — лукавство и иронию, лицедейство и грубоватость, мелкую злокозненность и эпатажность. Они мастера всяческого зла, но подчинены воле и интеллекту Воланда. Они употреблены им главным образом как «исполнительная функция», их объекты действия чаще всего земное, примитивное бесовство «сферы материальной выгоды». Но на встречу с Берлиозом выходит Воланд сам! Подобно тому, как на древних ристалищах выходили один на один предводители ратей. Универсальная подготовленность Воланда понятна — непросты поединки с начетчиками и цитатчиками вроде Берлиоза!..
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: