Мира Смирнова - За окнами сентябрь

В Ленинграде жизнь пошла обычной чередою. Она закончила и с успехом сдала программу. Члены худсовета единодушно решили: обсуждать тут нечего, можно только поздравить Веру Васильевну с творческой победой.

От Глеба регулярно приходили письма, и она находила в них больше нежных слов.

Дома, без Павла, стало легче, меньше работы.

— Чище воздух! — говорила мама, имея в виду, разумеется, его непрерывное курение.

Вера жила теперь как в тумане — к ней наконец пришла любовь. Она была полна мыслями о Глебе, вспоминала малейшие подробности их встреч, его руки, губы, слова… Мысленно вела нескончаемый разговор с ним, часто не слыша говорящих рядом. Домашние заботы, неурядицы не задевали ее — у нее был Глеб!

О детях ей теперь достаточно было знать, что они здоровы, учатся прилично, приходят вовремя — ну и слава богу! Не то чтобы она стала их меньше любить, но не в силах была отвлечься и старалась не замечать приглушенных, таинственных разговоров Тани по телефону, не настораживали ее и постоянные просьбы Петьки о деньгах, которые он мотивировал то сбором на подарок ко дню рождения учительнице, то озеленением класса, то каким-то походом. Она понимала, что Петька врет, но ограничивалась ироническими замечаниями: «Что, у нас открывается филиал Ботанического сада?» или: «Сколько раз в году вы празднуете появление Зои Викторовны на свет?» — и давала. Иногда ее обжигала мысль: «Что я делаю? Упускаю детей!» Но тут же гнала ее: «Ничего страшного не происходит. Дети привязаны ко мне, слушаются, а мелочная опека только раздражала бы их, вызвала бы протест».

Она поехала в месячную поездку по Уралу и «прошла» там с блеском. По вечерам из гостиниц она звонила уже не только домой, но и Глебу (в Ленинграде такой возможности не было — из дома неудобно, а на переговорный бегать не хватало времени) и, услышав его теплеющий голос, просьбу «залететь хоть на минуту», уверения, что ему светит командировка, засыпала успокоенная, счастливая.

Действительно, через несколько дней после ее возвращения прилетел Глеб, и она пригласила его к обеду, решила ввести в дом. У них нередко бывали гости, но детей Вера кормила до их прихода, за общий стол не допускала, считая, что незачем им слушать разговоры взрослых. Тут дети, придя из школы, увидели парадно накрытый стол — крахмальная скатерть, сервиз. Мать в новом, красивом платье, объяснив, что сейчас придет ее знакомый, придирчиво осмотрела их, велела Тане причесаться, а Петьку, несмотря на его героическое сопротивление, поволокла в ванную.

— Я же чистый! Чистый! — орал он.

— От рождения? — ехидно справлялась мать, надраивая свое чадо. — Водичка с тебя цвета кофе без молока.

Все поняли, что гость необычный. Глеб явился точно в назначенное время, принес цветы ей и бабушке, конфеты детям.

Бабушка светским тоном проронила:

— Благодарю, вы очень любезны.

За столом дети скованно молчали, бабушка вопросительно поглядывала на Глеба — что внесет этот человек в их семью? Глеб же, чувствуя общее напряжение, держался чопорно.

«Ледовая обстановка», — определила Вера и «заняла площадку» — шутила, угощала, рассказывала, пыталась всех вовлечь в разговор, но ее усилия успеха не имели, пока Глеб Сергеевич не предложил Петьке пойти с ним завтра на Адмиралтейский завод, там будут спускать на воду новый корабль. Петька с энтузиазмом завопил:

— Я пойду? Да?

Вера охотно разрешила, но выступила бабушка, заявив, что Петра никуда не следует пускать — он испортил приемник. Ему было категорически запрещено трогать, а он что-то перекрутил, и теперь приемник не работает. Глеб попросил разрешения посмотреть — он кое-что в этом понимает, — быстро нашел неисправность, сказал, что Петька не виноват, перегорела лампа, завтра же он купит и, привезя Петю, поставит. Реабилитированный Петька воспрял духом и притащил Глебу свой фотоаппарат — что-то в нем заедает. Бабушка вспомнила, что пылесос опасно гудит, и она боится, что он взорвется, кроме того, дверной замок капризничает — когда-нибудь мы не попадем домой.

Глеб несколько отмяк, все осмотрел, поставил диагнозы и обещал исправить.

После его ухода состоялось краткое обсуждение.

— Очень воспитанный человек, — сообщила бабушка. В ее устах это была серьезная похвала.

— Подходящий дядька! — подтвердил Петька.

— Говорящий манекен, — заявила Таня.

В этом что-то было: темный, прекрасно сшитый костюм Глеба сидел на нем без единой морщинки, рубашка и ботинки сверкали, галстук был вывязан с непостижимой аккуратностью, а его манера в минуты волнения тщательно выговаривать, почти скандировать слова делала наблюдения Тани небезосновательными. Но Вера-то знала его и другим.

На следующий день, приехав с Петькой, Глеб, конечно, был оставлен обедать. Возбужденный Петька, не обращая ни на кого внимания, разговаривал только с ним, называл уже «дядей Глебом». Вера, не терпевшая в устах детей «тетенек», «дяденек», в данном случае молчала.

После обеда мужчины занялись ремонтом, и Петька всех отгонял: «Не мешайте! Мы работаем!» Глеб серьезно и терпеливо объяснял ему, что он делает, как что называется, и Петька прилип к нему вмертвую, с трудом удалось оттащить его и запихнуть в постель. Укладываясь, он успокаивал мать:

— Дядя Глеб только на вид строгий, а так ничего… — И уже сонно пробормотал: — Хоть бы не уезжал, что ли…

«А потом, — подумала Вера, наконец засыпая, — потом был «пик» счастья».

На следующее утро Вера проснулась от беготни и громких голосов в коридоре, — в гостинице уже кипела жизнь.

Позвонив в Дом культуры, она узнала, что сегодня у нее будет одно выступление в девятнадцать — нужно иллюстрировать лекцию о Горьком — и завтра два: в Больничном городке в двенадцать, в воинской части в шестнадцать, а потом она может уехать. На вопрос Веры, каким должен быть метраж выступлений, директор равнодушно ответила:

— Сколько слушать будут.

Положив трубку, Вера перевела ее слова так: «Сколько вытерпят». День начинался плохо.

Позавтракав в кафе, она пошла осматривать старую часть города. Новые районы смотреть нечего, они всюду пугающе одинаковы — отвлекись мыслью, и не вдруг сообразишь, в каком городе находишься.

День был хмурый, промозглый, сверху сыпалась мокрая крупа, под ногами чавкала непролазная грязь.

На главной улице стояли разнокалиберные деревянные дома, иногда попадались каменные особнячки с пузатыми колоннами. Главная достопримечательность города — монастырь, построенный в шестнадцатом веке, — был в лесах — подходящее время для реставрации! Нечего смотреть! По привычке зашла в магазины, но подарки везти теперь некому, а себе покупать неинтересно. И все это заняло только два часа. Впереди был длинный пустой день.