Мира Смирнова - За окнами сентябрь

— Никита… Кит… — вставила Таня.

— Зачем тебе мои поздравления?

— Я не могла сказать! Ты бы запретила. У нас все делается по-твоему… Ты одна решаешь, как нужно…

— Если ты считаешь меня Кабанихой…

— Что ты придумываешь? При чем тут Кабаниха? Просто у нас не приняты излияния… каждый сам по себе… Ты мне много рассказываешь?.. Кит твердил: «Нельзя так! Скажи». А я знала, что ты ответишь: «Фу, какие глупости! Тебе учиться надо», — очень похоже передразнила она Веру. — Получилось бы, что я пошла против тебя. А так — ты не знаешь и я не знаю, как ты отнесешься… А вдруг обрадуешься…

— Запрыгаю от восторга!

— Запрыгай, ма! Давай вместе! — Таня присела на корточки, обняла Веру и ткнулась растрепавшейся головой ей в колени.

Вера почувствовала знакомый с детства, родной запах Танькиных волос, мокрых от снега. Ей захотелось приласкать дочь, поплакать и, бог с ней, простить… Она взглянула на своего неожиданного родственника, увидела нахмуренные брови, упрямо сжатый рот, — «Он еще недоволен!» — и обида пересилила.

— Пусти, — холодно сказала она, — с тебя лужа натекла. Разденься.

Пока молодые, раздеваясь, шептались в передней, Вера пошла к бабушке. Та немедленно заплакала:

— Несчастная девочка!..

Это был явный перебор, и Вера раздраженно прикрикнула:

— В конце концов она не умерла, а только вышла замуж!

За чаем, до которого никто не дотронулся, Вера узнала, что ее новый родственник через год заканчивает тот же институт, только он — математик. Родители его живут в Лодейном Поле, и завтра они с Таней едут к ним, а послезавтра там состоится свадьба.

— Мои родичи приглашают вас всех, — мрачно сообщил Никита. — Павел Андреевич с Лидией Григорьевной обещали приехать.

Вот этого говорить не следовало! Веру больно задело, что Павел, всегда мало занимавшийся детьми и уже много лет не живший с ними, оказался ближе Тане, пользовался бо́льшим доверием.

— Вот и прекрасно! — отозвалась Вера. — Я приехать не смогу. Занята.

— Мы раньше зашли к папе, — заторопилась Таня, — потому… потому, что он не рассердится… Ему все равно… Хотели посоветоваться, как тебе сказать…

Появившийся Петька, узнав, что сестра вышла замуж, ничуть не удивился, бодро сказал:

— Ура! — Никите кивнул: — Здоро́во! — и, оглядев стол, потребовал: — Мамынька, мне бы чего-нибудь посущественней. Есть хочу как из ружья!

Вера поняла, что и он знал. Против нее был заговор. Она встала и ушла к себе.

Через некоторое время в дверь просунулась Таня и робко спросила:

— Можно, Никита останется у нас? Нам завтра рано ехать… Петя ляжет в столовой.

— Делай, что хочешь, — ответила Вера. — И закрой дверь.

«Потеряла дочь, — думала она, — первый встречный увел. Что значит — запретила бы? Конечно, посоветовала бы подождать. Что за пожар? Ей всего девятнадцатый год… еще на первом курсе… Что она понимает в людях?.. Потом развод, искалеченная жизнь… любой разумный человек сказал бы так же. Я совершенно права».

Но правота ее была зыбкой, не успокаивала, сердце протестовало. Она представила себе их мрачное чаепитие: растерянную, несчастную Таньку, заплаканную бабушку, угрюмого Никиту… Позвать сейчас Таньку, поговорить, расспросить, поплакать… Она подошла к двери, прислушалась — тихо, наверно, уже легли. Мысль о том, что ее девочка лежит сейчас в постели с этим чужим парнем, ошеломила ее, показалась непристойной…

«Он ее муж, — объяснила она себе. — Может быть, следует все-таки поехать на свадьбу? Опять этот проклятый «развилок»! Свадьба?! Значит, его родители все знали, одобряли, готовились? Почему они не написали мне? Не приехали познакомиться? Странная семья! Или Таня изобразила меня мегерой, зверем?.. Нет! — решила она. — Не буду улыбаться, когда хочется реветь».

Вера повалилась на диван и, уткнувшись в подушку, заплакала. Немного погодя она услышала, как открылась дверь и кто-то босиком прошлепал к дивану.

«Пришла, — подумала она с облегчением, — все-таки не смогла без меня!»

Она оторвалась от подушки и увидела… Петьку. Босой, в одних трусиках, длинный, худенький, лохматый, он бросился к ней, как в детстве, подсунулся под ее руку и горячо зашептал:

— Не плачь, мамынька! Я не могу, когда ты плачешь… Танька — дура, прости ее… Я всегда буду с тобой… Все сделаю, как ты захочешь…

Добряк Петька! В ту минуту он был уверен, что именно так и будет.

В Лодейное Поле она не поехала, но утром положила в столовой конверт с деньгами, на котором написала: «На свадьбу».

К концу каникул молодые вернулись, но домой Таня пришла одна. На вопрос матери, где они предполагают жить, ответила:

— Как раньше. Я — дома, Кит — в общежитии.

И жизнь пошла так, будто никакой свадьбы не было. Таня была спокойна, весела, прибегая домой, без умолку трещала об институтских делах, боролась с Петькой — кто сильнее? Советовалась с Верой о любом пустяке:

— Ма, как ты думаешь, если я скажу?.. Можно мне пойти?.. А как бы поступила ты?..

Вере начало казаться, что вся эта история рассосется, что Танька потихоньку «играет назад». Но через месяц Таня пришла к ней, села на кончик стула и, поерзав, нерешительно спросила:

— Ма, правда, что есть закон: если человек женился на ленинградке, то уже не имеет права на общежитие, а должен жить у жены?

Этого закона Вера не знала, но комендант общежития, сообщивший об этом «человеку», вероятно, знал. И Никита переехал к ним. Петька переселился в проходную темную столовую, выгороженную когда-то из передней. Дома стало тесно, неуютно.

С Никитой Вера держалась спокойно, вежливо, не делала замечаний, ни о чем не просила, он же сам не заговаривал с ней, а на вопросы отвечал коротко, поспешно.

Их отношений с Таней она не понимала. Влюбленности не чувствовалось. Таня относилась к мужу, пожалуй, так же, как к Петьке. Называла его «Костылев» и «Кит». Иногда из бывшей детской доносилось:

— Костылев, отстань! Ты мне надоел!

Потом слышались хохот, возня, шепот и раскатистый баритончик Никиты:

— Р-разговорчики в строю! — Его отец был майором в отставке.

Как-то она не удержалась и спросила Таню:

— Ты его любишь?

— Он меня очень любит, — серьезно ответила Таня.

«Неужели повторяется моя история с Павлом?» — подумала Вера.

Постепенно она начала привыкать к пребыванию Никиты в их доме, он тоже несколько освоился, и «напряженка», как выражался Петька, ослабла.

Но как-то Никита принес букетик подснежников и, вручая их Вере, сказал:

— Вам, тещенька.

Ласково-презрительное «тещенька», как из пошлого анекдота, взбесило ее, она с трудом сдержалась и раздельно произнесла:

— Если вас не затруднит, прошу в дальнейшем обращаться ко мне по имени-отчеству.

— Ты сейчас очень похожа на одного нашего общего знакомого! — вспылила Таня. — Точно, как он, говоришь!