Мира Смирнова - За окнами сентябрь

Нет тяжелее борьбы, чем борьба с собой!

— Тебе нужно выйти замуж, — как-то сказала ей постаревшая, но не поумневшая давняя подруга Валька. — Ты еще…

— Невеста в самой поре! — оборвала ее Вера. — За полвека перевалило! Кому я нужна?

На своей женской жизни она поставила крест. Никто ей был не нужен. Даже Глеб.

После его женитьбы от него долго не было известий. Затем начали приходить поздравительные открытки к праздникам. Вера не отвечала. Они раздражали ее. Стертые слова поздравлений казались ей неуместными, оскорбительными, говорили о его полном равнодушии, гасили подспудно жившую надежду — вдруг он все-таки не сможет без нее, порвет там, прилетит…

Потом пришло письмо, теплое, дружеское: «…у меня родился сын. Назвал его в честь твоего — Петей. Уж очень твой хорош! Теперь у меня тоже двое. У жены дочь от первого брака, очень серьезная девочка, мы с ней ладим…» Кончалось письмо просьбой: «Отзовись! Подай голос! Помнишь, ты так говорила Чипу?»

Тут уж пришлось ответить. Вера поздравила его с «многодетностью», коротко рассказала о себе и, между прочим, сообщила, что Таня скоропалительно вышла замуж, махнула крылом и отбыла на «край географии». Закончила она разрешением: «Будешь в Ленинграде — подай голос!»

Вскоре снова пришло письмо из Горького. Вскрыв его, она обнаружила фотографию молодой миловидной женщины, смотревшей вызывающе-самодовольно. Недоуменно повертев фото, Вера на обратной стороне прочла: «Надеюсь, теперь вам будет понятно, что больше писать моему мужу не следует».

«Что за чушь! — обозлилась Вера. — Зачем она это сделала? Полюбуйся, как я хороша?» Она нашла письмо Глеба и увидела, что обратный адрес указан заводской. А она-то не обратила внимания. Написав прямо на фотографии: «Что сей сон значит?», Вера вложила ее в конверт и отправила Глебу на заводской адрес.

Этот незначительный эпизод оставил горький осадок: Глеба (ее Глеба!) так взнуздала эта самодовольная женщина, что он даже не смеет получать письма домой.

Глеб моментально отозвался. Он извинился за нелепый поступок жены, объяснил, что перед регистрацией счел необходимым рассказать ей о своих отношениях с Верой и с тех пор жена дрожит при одном ее имени. Она взяла с него слово, что, приезжая в Ленинград, он не будет видеться с Верой, и ему пришлось пойти на это — жена была в положении и он не хотел волновать ее. Тем не менее он просил Веру хоть изредка писать ему, разумеется на завод. «Ты понимаешь, что мне небезразлична твоя жизнь, как, надеюсь, и тебе моя».

«С меня хватит! — решила Вера, разрывая письмо. — Его жизнь мне понятна — попал под каблук, а без моей — обойдется».

С тех пор она не написала ему ни слова, хотя от него продолжали приходить поздравления.

Снова они увиделись через пять лет.

Стояла ранняя осень. Только что прошел теплый дождь, и из открытой балконной двери тянуло запахом мокрой зелени, вянущей травы. Вера недавно вернулась от своих и, подходя к зазвонившему телефону, подумала, что это бабушка, как всегда, проверяет, благополучно ли она доехала, поэтому, сняв трубку, добродушно сказала:

— Тут я. Жива-здорова…

— Очень рад, — услышала она голос Глеба. — Это ты? Вера?

Сердце забилось у горла, голос перехватило — она никогда не думала, что так разволнуется. Глеб попросил разрешения заехать и, выслушав путаные объяснения Веры, как ее найти, коротко сказал:

— Еду.

Ничего не соображая, Вера заметалась по квартире, одновременно переодеваясь, причесываясь, двигая зачем-то стулья, кресла, хлопая дверцами шкафа, холодильника и, только придирчиво осмотрев себя в зеркале, немного успокоилась: горящие возбуждением глаза, пушистые вьющиеся волосы, кремовое платье («счастливое») красиво оттеняет загар — все хорошо. Максимум возможного.

Чужими глазами оглядела комнату, нарядная, современная — легкая полированная мебель, светлые портьеры, книги, много цветов — отличный фон.

«Как мы встретимся? Как держать себя?» — волновалась Вера, открывая дверь. Глеб разрешил сомнения: крепко пожал руку и сразу твердо взял дружеский тон доброго знакомого — никаких воспоминаний, что было, то прошло, встретились старые приятели. Любезно сказал, что она прекрасно выглядит, даже лучше, чем когда они виделись в последний раз. Похвалил квартиру. Признался, что был удивлен, узнав, что она оторвалась от семьи и живет одна, спросил, как это получилось.

О себе он рассказал, что жизнью, в общем, доволен. Показал фотографию своего Петьки, со счастливым смехом объяснил, что она видит перед собой будущего математика — парень больше всего любит считать, уже свободно оперирует двузначными цифрами. Дочь — в десятом классе и, наоборот, не в ладах с математикой, приходится ей помогать. Собирается в медицинский.

Вера, улыбаясь, слушала его, с ужасом думая: «Неужели все проходит? Он же любил меня?»

Не удержавшись, она спросила, кто его жена.

— Представь себе, тоже врач, как и первая. Видно, судьба! — засмеялся он. — И познакомились мы при несколько сходных обстоятельствах.

И Вера узнала, что, поехав на Юг в то лето, когда болел Петька, он на пляже напоролся на стекло и порезал ногу. Первую помощь ему оказала женщина — врач из Томска. Они познакомились. Она навещала своего пациента, и, прощаясь, они обменялись адресами и телефонами. Потом она иногда писала ему. На следующее лето он снова был вынужден ехать один. Перед самым отъездом ему позвонила из Томска эта женщина и, узнав, куда он едет, тоже прилетела туда. Они сблизились. Поначалу он отнесся к этому не очень серьезно — курортный роман, но, прощаясь, она сказала, что любит его и теперь сделает все возможное, чтобы перебраться в Горький и, никак не связывая его, быть ближе. Он тоже в какой-то мере привязался к ней, но еще ничего тогда не решил. А когда она сообщила, что беременна и хочет оставить ребенка, добавив, что это его ни к чему не обязывает, он тотчас решил: так тому и быть! Полетел в Томск и привез ее с девочкой к себе. И не жалеет. Она хорошая мать, преданный друг, уважает его привычки…

— Словом, грех жаловаться, — закончил он и, круто меняя тему, спросил, что сейчас следует читать, смотреть, он несколько отстал — дети поглощают все свободное время.

Ведя необязательный и мучительный для себя разговор, Вера мысленно внушала ему: «Уходи! Уходи скорее! Я больше не могу!»

Он, видимо, тоже почувствовал ненужность их встречи, вскоре простился, сказал, что рад был повидать ее, в передней посмеялся над входной дверью:

— За семью замками живешь? Чтоб не умыкнули?

— Только за тремя, — из последних сил смеялась Вера, отпирая дверь, — не так велика опасность.

Он шагнул уже к выходу, но неожиданно обернулся, с силой обнял ее и стал исступленно целовать лицо, руки, платье. У Веры полились слезы, а он, целуя ее мокрые глаза, губы, задыхаясь, шептал: