Мира Смирнова - За окнами сентябрь

— Что с тобой?

Выслушав взволнованный рассказ Риммы, Мария Леонтьевна заметила:

— Судя по всему, он взрослый человек.

— Ему уже двадцать шесть… — всхлипнула Римма.

— Конечно, ты для него ребенок…

— Я же не виновата, что маленькая, невидная, курносая… — зарыдала Римма.

— Ничего тут, милая, не поделаешь. Ты полюбила его, а он, возможно, любит другую, а та к нему равнодушна и тянется к третьему… Всяко бывает…

В тот же вечер зазвонил телефон.

— Иди! — кивнула Мария Леонтьевна. — Твои кавалеры проснулись.

— Не хочу с ними разговаривать! — сердито сказала Римма.

— Вот так и ответь: не хочу с вами говорить. А то будут звонить без конца.

Римма сняла трубку, мрачно сказала:

— Слушаю? — вдруг переменилась в лице и дрожащим голосом крикнула: — Боря?! Это вы?

Борис спросил, здорова ли она, вчера была на себя непохожа. А Римма, боясь, что не успеет сказать, кричала свое:

— Приезжайте ко мне сейчас! Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, приезжайте!

Борис засмеялся, сказал:

— Меня не надо упрашивать. Я и так приду, — и положил трубку.

— Бабушка, — обморочным голосом проговорила Римма, прижимая трубку к себе, — он сейчас придет…

Мария Леонтьевна села, закрыла лицо рукой и затряслась от смеха.

С этого дня Борис стал приходить к ним ежедневно. Часто они с Риммой уезжали на целый день в Петергоф, Сестрорецкий Курорт, купались там, загорали. Боясь, что ему будет скучно с ней, она без умолку болтала — рассказывала все вперемешку: о бабушке, отношениях с матерью, своем детстве. Иногда она пыталась выспросить его — ей очень хотелось знать, как он жил до встречи с ней, но Борис отвечал скупо: мать была певицей, привила ему любовь к музыке, была для него самым близким человеком, а пять лет назад умерла еще совсем нестарой женщиной. Отец — геолог, постоянно в разъездах, видятся редко, душевной близости у них нет.

Как-то Римма, ничего не приукрашивая, подробно рассказала о своих неудачах в институте и грустно закончила:

— Что-то у меня не получается… Ты подумай — чуть-чуть не вылетела. Может быть, я бездарна?..

Он удивленно слушал ее, а потом серьезно проговорил:

— Ты удивительно искренний человек. Нужно иметь мужество так говорить о себе. — И, помолчав, добавил: — Мне кажется, ты способная. Тетку эту здорово играла. И эмоциональность у тебя в избытке. Наверно, тебе нужно повзрослеть — еще не все понимаешь.

Однажды она призналась, что очень страдала в поездке от его невнимания:

— Я прямо извертелась, а ты даже не смотрел на меня.

— Глупенькая, — засмеялся он, — как я мог вести себя иначе? Ты понимаешь, что бы началось?

Такое простое объяснение не приходило ей в голову.

А он, став серьезным, заглянул ей в глаза и задумчиво проговорил:

— У тебя есть довольно редкое качество — абсолютная правдивость. Как важно знать, что рядом человек, который не солжет и, значит, не предаст.

От его слов Римму окатила волна радости.

Так день за днем они узнавали друг друга.

Дома Бориса приняли хорошо: с бабушкой у него сразу возникла взаимная симпатия, а Наталья Алексеевна, познакомившись с ним, удивленно заметила:

— Кажется, он — порядочный человек.

— Вполне! — веско дополнила Мария Леонтьевна.

Борис был внимателен, заботлив, но Римме хотелось другого — нежности, слов любви, а их-то он и не произносил.

С наивной хитростью она старалась вызвать у него ревность, рассказывая о своих многочисленных поклонниках, но он в ответ смешно рычал:

— Р-р-роковая женщина! — и неодобрительно качал головой. — Избаловали тебя!

Ну ничем его не проймешь!

В середине июля Римме исполнялось девятнадцать лет. В день своего рождения она встала с ощущением, что сегодня произойдет нечто необыкновенное. Она вихрем носилась по квартире, помогая бабушке, которая уже второй день не отходила от плиты, — вечером ждали много гостей: Римминых подруг, мальчиков из «когорты» и института и, разумеется — во-первых, во-вторых и в-третьих — Бориса. Наталья Алексеевна отсутствовала — взяла дежурство, чтобы не стеснять молодежь.

Перед приходом Бориса Римма поспешно переоделась в новое нарядное платье из розоватого в мелкую черную крапинку креп-жоржета с небольшим вырезом, открывавшим ее детски нежную шею — подарок бабушки и мамы, — влезла в лакированные босоножки на огромных каблуках и, совсем готовая, нетерпеливо крикнула:

— Бабуля, иди скорей! Посмотри на меня.

Мария Леонтьевна вошла, осмотрела внучку, с нежностью сказала: «Обыкновенная уродина», потом достала из кармана маленький футляр, вынула из него овальные золотые часики на тонком браслете, усыпанные осколками рубина, и негромко проговорила:

— Берегла к твоей свадьбе, а захотелось отдать сегодня.

От изумления Римма вытаращила глаза и разинула рот.

— Очень глупый вид, — с удовлетворением заметила Мария Леонтьевна и распорядилась: — Не таращь глаза — выпадут, закрой рот и дай руку, я сама надену. — Застегнув браслет, она взволнованно проговорила: — Будь счастлива, девочка. Помни: время невозвратно.

— Бабуленька, — прошептала Римма, обнимая Марию Леонтьевну, — как я тебя люблю…

В дверь позвонили, пришел Борис. Римма встретила его с таким нестерпимо сияющим лицом, что он сразу спрятался за привычную иронию:

— На тебя без защитных очков вредно смотреть.

Потом с комическим почтением поцеловал руку и вручил ей несколько полураспустившихся белых роз, завернутых в папиросную бумагу.

Какой это был счастливый день!

Собрались гости. Римма, светясь радостью, дурачилась и хохотала больше всех. После ужина сдвинули столы и под патефон танцевали фокстроты, танго, чарльстон, но когда Мария Леонтьевна сказала, что это не танцы, а выкрутасы, Борис сел к старому пианино, молчавшему много лет, и сыграл несколько вальсов Шопена. Потом Риммин «пожилой» поклонник — ему было около тридцати — спел, неотрывно глядя на нее, модную тогда песенку:

У нее сладко замирало сердце, но Борис разрушил очарование, негромко, но внятно сказав: «Чуйствительно — до зубной боли!» Римма накинулась на него: «Ты ничего, ничего не понимаешь!» А он, проговорив: «Схватили кота поперек живота», именно таким образом ухватил ее и вытащил на балкон.

Они стояли на балконе шестого этажа, над ними было высокое чистое небо с неяркими звездами. Борис обнял ее и, вздохнув, сказал:

— Видно, придется на тебе жениться, а то еще выскочишь за какого-нибудь «певуна».

Боясь поверить своему счастью и желая еще раз услышать подтверждение, Римма подняла к нему побледневшее лицо и прерывающимся голосом спросила: