Георгий Шолохов-Синявский - Далекие огни

— Скоро. Через два месяца поеду держать экзамен аж в самый Екатеринослав, в управление дороги. Форму надену и буду ездить по линии кандидатом — так молодых телеграфистов называют…

Это было уже слишком. Поездка в большой город, за полтысячи верст, экзамен, форма, разъезды по линии — разве все это можно сравнить с невылазным сиденьем в оторванном от мира Чайкино, с тасканием ведер и рубкой дров? Телеграфная служба, пожалуй, даже лучше, чем езда на паровозе…

— Ну, а ты как, химик? Дрезину все Друзилину гоняешь? — сочувственно спросил Алеша.

Рассказывать о своей работе Володе было нечего, но чем-нибудь похвастать все же хотелось. Он достал из-за пазухи рулетку.

— Вот…

— Что это? — стараясь быть равнодушным, осведомился Алеша.

— Рулетка… Буду делать промеры мостовых быков…

Алеша не обнаружил никакого удивления перед столь высокой задачей, возложенной на Володю.

— Измерять мосты? Знаю — видал… По колено в грязи лазать будешь?.. Скучное дело.

Алеша пренебрежительно сплюнул, с сожалением посмотрел на товарища.

Володя обиженно надул губы.

— Этим делом техники занимаются, а Друзилин мне поручил. Промеры быков… Тут, брат, геометрия…

— Геометрия?.. Ха! — хмыкнул Алеша. — Ты опять начинаешь о своей гимназии… Химика, алгебра, физия, — передразнил он. — Никакой тут геометрий не надо. Давай, я тебе десять мостов измерю безо всякой геометрии. Плевое дело.

Хвастовство Алеши всегда выводило Володю из себя.

— Нет, не измеришь! — загорячился он.

— Нет, измерю!

— Не измеришь!

Друзья остановились на краю платформы, громко заспорили.

В пылу препирательств не заметили, как к ним подошел жандарм, усатый и толстый, в длинной, до пят, шинели. Широко расставив ноги и заложив за спину руки, он некоторое время внимательно разглядывал спорщиков, потом грозно прикрикнул:

— Вы чего тут разорались? Марш отсюдова! Нет, постой… Что это у тебя? — вдруг спросил он, заметив в руках Володи рулетку. — Дай-ка сюды…

Володя хотел было сунуть рулетку за пазуху, но не успел: жандарм крепко держал его за руку.

— Ты где это взял? Украл?

Дело принимало серьезный оборот.

— Не украл… Это — моя… Мне мастер дал, — торопился объяснить Володя. — Я буду делать промеры…

— Какие промеры? Какой мастер?

Жандарм вырвал рулетку из рук Володи. Володя вцепился ему в рукав. Предвидя беду и чуть не плача, он стал объяснять, как получил рулетку от Друзилина, просил справиться в Чайкино. Алеша защищал его, как умел, и даже грозил кому-то пожаловаться, но жандарм был неумолим.

— Там разберемся, какой ты табельщик, — усмехаясь, твердил он. — Какую вещь своровали, подлецы, а? Вот я вас заарестую…

Он сунул рулетку в карман шинели, спокойно пригрозил:

— Ну! Пошли, а то я вас…

Володя оглянулся: Алеша исчез. Жандарм неторопливо шел по платформе.

Володя следовал за ним, кусая губы. Он ненавидел этого спокойного осанистого человека, имеющего такую власть над людьми, ненавидел его шинель, начищенные ваксой сапоги, шашку, голубую фуражку, ненавидел всех жандармов в мире…

И вдруг жандарм остановился. На круглом лице его проступила скучающая улыбка. Да, в бесцветных глазах жандарма была скука, сонная, тупая, тяжелая, похожая на смертельную усталость. Казалось, жандарму опротивело все на свете: и эта хмурая линейная станция с осенними сумерками, и мольбы Володи, и необходимость торчать на платформе в ожидании случая позабавиться над кем-нибудь.

— Ты в самом деле табельщик? — спросил он и зевнул.

— Ей-богу, господин жандарм… Седьмого околотка… — ответил Володя, сразу приободрившись. — Можете спросить в Чайкино.

— В Чайкино?.. Гм… А не врешь?

Жандарм лениво разглядывал Володю. Очевидно, на лице юноши он не замечал ничего подозрительного. Володя бесхитростно смотрел на него.

— Ну, ладно. А как же он доверил тебе, мастер-то, такую дорогую штуковину? И зачем ты ее при себе таскаешь? А ежели, допустим, потеряешь, тогда что? Или, скажем к примеру, ежели я не отдам ее тебе… А?

— Отдайте, дяденька, — угрюмо попросил Володя.

— Ишь ты… Отдай… Я мастеру отдам… — жандарм усмехнулся. Володя продолжал упрашивать. Жандарм о чем-то думал.

— Ну, ладно… Двадцать копеек у тебя есть?

— Есть, господин жандарм, — обрадованно забормотал Володя.

— Давай, что-ли… — лениво попросил жандарм.

Володя сунул ему две десятикопеечные марки. Если бы жандарм попросил у него все деньги, Володя отдал бы их без размышления.

— Держи, — проговорил жандарм, — да не носись ты с ней, как с писаной торбой. Ступай… — И, протянув рулетку, отвернулся.

Володя бегом кинулся домой.

Что еще ожидало его дома и завтра в Подгорске?.. Мелкие и глупые огорчения вроде только что случившегося или большая радость?

Радость эту он сам принес в будку сто пятой версты. Фома Гаврилович, растроганно улыбаясь, держал в руке Володин заработок.

— Спасибо, сынок. Вот и дождались мы с матерью, — взволнованно сказал он.

За последний месяц Фома Гаврилович очень изменился. Борода его, смятая и не такая пышная, как прежде, точно выцвела. Он еще больше похудел и, казалось, стал ниже ростом. Варвара Васильевна суетилась, не зная, куда посадить сына. Ленка и Настя, соскучившиеся по брату, дергали его за подол рубахи, заискивающе заглядывали в глаза…

Володя важно прохаживался по будке.

— О, да ты, сынок, никак в сапогах? — удивилась мать. — Где это ты раздобыл?

Вся семья сгрудилась вокруг него, дивясь его успехам. Не утерпел Володя и на этот раз: наслаждаясь общим изумлением, показал злополучную рулетку.

Фома Гаврилович и Варвара Васильевна окончательно растрогались.

— Ну, сынок, этак ты и в дорожные мастера махнешь, — пошутил Фома Гаврилович. — А мастер-то… Какой человек! — все более оживлялся он. — Поручаю, говорит, тебе, Дементьев, промерку мостов… Заметил, значит, что с головой парнишка… И сапоги подарил. Уж я повидаю его — отблагодарю… А ты, Волька, слушайся во всем Друзилина…

— Я слушаюсь, — ответил Володя, набивая рот пирогом и прихлебывая из крынки сладкое густое молоко.

— Как там наша Марийка? — вздохнула Варвара Васильевна.

На минуту все почувствовали: тихая радость семьи не полна без веселой звонкоголосой Марийки. Все помолчали.

— Я завтра поеду в город, проведаю ее, — вдруг заявил Володя.

— Ох, сыночек, время-то какое, боязно… Опять пропадешь на три дня. Тут, слыхал, жандармы опять чего-то забегали…

— Беглых арестованных ищут, — подсказал Фома Гаврилович.

— Я поеду завтра в Подгорск, — твердо повторил Володя и солгал: — У меня есть поручение от мастера.

— Пущай едет — не маленький… Что с ним случится! — согласился Фома Гаврилович и раздумчиво добавил: — Я тоже на-днях поеду к Ивану. Как он там со своей новой верой… Поди, уже святым стал…