Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Посматривая за окно, где крепчавший ветер уже вихрями взметывал с крыш тонкий сыпучий снег, Алексей Тихонович внимательно слушал Славинского. Он признавал, что его нельзя упрекнуть в неубедительности доводов. Не вдумайся — и дело обстоит будто бы так. Но есть огромная опасность — пойти на поводу у этих обманчивых доводов и за сегодняшней трудностью, вызываемой перегрузкой больницы, забыть о самом существе борьбы с алкоголизмом.

Увидев одобрение в медленном, согласном кивке Телицына, Петр Афанасьевич заговорил решительнее:

— Алкоголику надо, в среднем, провести десять сеансов апоморфина. Этого вполне достаточно. Медицина добросовестно сделала все, что могла...

Мещеряков беспокойно поморщился от любимого слова Славинского: добросовестно. Посмотри любую историю болезни, ведущуюся Славинским, все действительно очень добросовестно, ни к чему не придерешься. В трудных случаях Петр может остаться на целую ночь около больного. Но это — бесстрастная добросовестность. Для него больной — диагноз, состояние, назначения. И — все. Человек и его будущее остаются где-то за папкой с номером истории болезни. Сам, наверно, не понимая того, Славинский сейчас полностью раскрывает себя.

— Если алкоголик хочет быть человеком, пусть держится и не пьет. Нельзя больницу превращать в филиал комиссии по трудоустройству...

«Алкоголик не был бы алкоголиком, если бы сам мог держаться», — молча улыбнулся Алексей Тихонович, и не ошибся, предположив, что теперь Петр назовет его фамилию.

— Врач Мещеряков держит алкоголиков по месяцу, два, а случается — по три, и больше...

Телицын перебил Славинского:

— Петр Афанасьевич прав. Надо поставить вопрос перед диспансерами, чтобы они не давали алкоголикам повторных направлений в больницу... Есть и такое — некоторые врачи слишком нянчатся с алкоголиками. Но держать алкоголиков по три месяца мы больше не будем...

В его медлительной речи нельзя было поставить ни одного восклицательного знака. Все в Телицыне было мягко — речь, фигура, жесты.

Когда Славинский закончил, Телицын прочел список повторно поступивших больных за последний месяц. От каждого лечащего врача потребовал ответа, почему тот или другой больной поступил вторично. Назвав фамилию Новикова, он посмотрел сначала на Славянского, а потом на Мещерякова.

— Чей больной? — Заметив поднявшегося Славинского, он еще раз заглянул в список. — Новиков, Виктор Дмитриевич... Так почему он поступил вторично?

Держась двумя руками за спинку стоящего впереди свободного стула и покачивая его, Славинский поспешно ответил:

— При первом поступлении у Новикова был делирий. Доставили к нам после суицидной попытки — пытался повеситься. Из делириозного состояния выведен был удачно. Выписан без признаков психического расстройства, трудоспособным... Вторично поступил потому, что это — окончательно опустившийся, безнадежный тип. Перед выпиской им даже интересовалась милиция. Ему, видно, некуда просто податься. Вот он и прибежал в больницу.

— Как поступил вторично? — растянуто спросил Телицын. — Опять в делириозном состоянии?

На вопрос ответил Мещеряков:

— Второй раз Новиков поступил психически здоровым и на приеме был пьян незначительно.

— Зачем же вы приняли его? — монотонно прогудел Телицын, вставая и округло разводя руки. — Чтобы потворствовать ему? Чтобы и после второй выписки он пропился и снова прибежал к нам?

В зале стало тихо. Тишину еще сильнее подчеркнул скрип ботинок грузно переступившего с ноги на ногу Телицына.

— Выписать Новикова сегодня же. Можете садиться, Алексей Тихонович.

Но Мещеряков не сел.

— Таким методом вы хотите освободить больницу от перегрузки? — спросил он и почувствовал, что сейчас ринется в бой. — Начинать надо с другого: как следует лечить алкоголиков, чтобы они не поступали вторично.

— А Новикова вы все-таки выпишите, — с властным спокойствием повторил свое распоряжение Телицын, хмуря брови.

— Я не могу выписать его. Это не трусость, как говорит врач Славинский, а борьба за жизнь человека. — Алексей Тихонович выпрямился, и в его взгляде Телицын увидел вызов.

— Ну, тогда я приду после конференции к вам в отделение и сам выпишу Новикова, — почти любезно сказал главный врач. Подумав о чем-то, он спросил: — Кто направил его? Какой диспансер?

— Новиков принят без направления.

— Как же вы приняли? — изумился Телицын.— Моя записка была?

— Из милиции звонил капитан Батурин... А разве спасать человека можно только по направлениям и запискам?

Телицын уклонился от ответа и произнес официально:

— За прием без направления получите взыскание. Новикова выписать. Считаю вопрос законченным...

Потирая переносицу, на которой при волнении краснел и становился заметным маленький поперечный шрам, похожий на след от очков, Мещеряков попросил слова.

— Любите вы позаседать. — Телицын взглянул на часы и сел, опять глубоко вдавив спину в обивку кресла. — Врачу надо меньше говорить и больше находиться с больными. Давайте не затягивать конференцию.

Алексей Тихонович вышел из рядов. Достал блокнот с записями, но, не раскрыв, положил его на стол.

— Вчера, готовясь к конференции, я думал говорить лишь о стиле работы врача Славянского, но теперь вижу свою ошибку. Дело не в одном Славинском, хотя и о нем я тоже скажу. Сегодня столкнулись не Мещеряков со Славинским и Телицыным, а два разных отношения к алкоголикам...

Взглянув за окно, он задержал на чем-то свой взгляд. Вслед за Алексеем Тихоновичем многие повернулись в сторону окна.

— Сейчас прошли к приемному покою три машины санитарного транспорта. — Он указал рукой на шоссе. — В одной из них непременно повезли алкоголика, которого мы обязаны принять. Никто еще пока не снял с психиатрических больниц функций лечения алкоголиков... Если говорить о желаемом, я согласен с Петром Афанасьевичем Славинским — алкоголикам не место у нас. В больницу надо принимать только с алкогольными психозами, когда человек уже становится психически больным... Часть алкоголиков следует направлять в наркоприемник, а остальных — в диспансеры, и там лечить амбулаторно. Пришла, видимо, пора серьезно заняться формами лечения алкоголизма вне психиатрических больниц...

— Так в чем же вы столкнулись со мной? — Щурясь, Телицын открыл круглую металлическую коробку и положил в рот леденец. — Подписываюсь под вашими словами. Того, о чем говорите вы сейчас, добиваюсь и я.

Мещеряков оглянулся на главного врача:

— Но пока что алкоголики — наши больные. Вот с этого мы и обязаны начинать!

Забросив конфетку за щеку, Телицын подпер кулаком массивный подбородок и промычал свое обычное: «М-м-м...»