Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

— Я о тебе хотел позаботиться...

«Каким же мерзавцем он должен считать меня, чтобы предложить такое! — подумал Виктор Дмитриевич. — И только потому посмел предлагать, что я — бывший алкоголик».

Ему захотелось пойти и рассказать кому-нибудь о гнусном предложении Юдина. Но как докажешь? Он отопрется, А кто тебе поверит? Ты же бывший алкоголик.

— Напрасно отказываешься. — Юдин усмехнулся. — Я ведь не так, как некоторые, — не считаю тебя алкоголиком. Хотел по-человечески помочь...

На следующий день Юдин послал его установить осветительный кронштейн в комнате машинистки. Работая, Виктор Дмитриевич слышал, как Чубарова говорила старшей сестре:

— Не верю, чтобы алкоголик мог остепениться. Они неисправимы. Им, как жуликам, никогда не отстать от своего занятия. В Луге, по соседству снами, жил старик...

Догадываясь, что это говорится специально для него, Виктор Дмитриевич готов был бросить работу. Огромным душевным напряжением он заставил себя быстро укрепить кронштейн. Ни минуты не задерживаясь, ушел в мастерскую и заперся. Никого не хотелось видеть.

Настроение Виктора Дмитриевича окончательно испортилось. Он потерял душевное равновесие. О чем вообще можно мечтать, если в тебя не верят? Ничто так не обессиливает человека, как неверие в него.

Алексей Тихонович заметил резкую перемену в настроении Новикова, но не стал докучать расспросами. Встретившись на дежурстве с Лелей, он осторожно попытался выяснить у нее — в чем дело? Но Деля ничего не смогла объяснить. Она лишь знала, что Виктор Дмитриевич стал крайне раздражителен и — к ее горю — неожиданно ушел в себя, почти совсем перестал делиться с ней своими мыслями.

Леля догадывалась, что он переживает какой-то кризис.

Ее занимало сейчас одно: надо сделать что угодно, но помочь ему удержаться.

Все свое свободное время Леля старалась проводить вместе с Виктором Дмитриевичем, всячески пыталась отвлечь его от грустных, неведомых ей мыслей.

Они часами бродили по парку, прилегающему к больнице, сидели на полюбившейся им маленькой скамейке около самого пруда. Рядом росла кривая, тонкоствольная береза, — ветви ее почти касались воды. По аллеям проезжали велосипедисты. Чуть слышно шуршали по гравию тонкие шины.

Леля вспоминала Асины слова, что женщина, которая полюбит Виктора Дмитриевича, должна быть мужественной. Она находила в себе это мужество. Ее мучило, что рядом с ней сидит человек, который ей дорог и которому, должно быть, плохо теперь. Но она не может найти каких-то очень нужных, вызывающих на полную откровенность слов.

Она смогла лишь взять его за руку. С таким мучительным вопросом заглянула ему в глава, с такой тревогой спросила у него: «Ну чем я могу помочь тебе?» — что этого неожиданно оказалось достаточно.

Доверчиво сжав Лелину руку и глядя на тускнеющую в сумерках, неподвижную воду пруда, Виктор Дмитриевич рассказал о том, что заставляло его страдать.

Леля сейчас же попробовала разубедить его. Ведь и она, и Алексей Тихонович, и тетя Феня, и Марина Ивановна, и Коля Петров, и многие-многие — верят в него. Но Леля видела, что слова не убеждают его. Скорее всего, он воспринимает их как дружеское и искреннее, но все-таки сострадание. А это всегда унижает мужчину. Он нуждается в каких-то веских доказательствах ее слов.

Несмотря на признание Виктора Дмитриевича, Леля не стала спокойнее. Кризис еще не прошел, опасность срыва — не миновала.

Любящая душа восприимчива к страданиям любимого. И Леля не находила себе покоя. Расставшись в этот вечер с Виктором Дмитриевичем, она решила потревожить Мещерякова и пошла к нему домой.

Леля впервые была у Мещерякова. Он занимал небольшую комнату в старом одноэтажном деревянном доме. Об этой комнате мать Алексея Тихоновича говорила:

— Комната у нас такая, что кошка ляжет — и хвоста выбросить некуда...

Когда Леля пришла к Мещерякову, он занимался за своим маленьким столом около окна. Жена с дочерью и бабушка сидели на крыльце.

В комнате было очень чисто прибрано, но все равно никак нельзя было сказать, что в ней — отличный порядок. Это, должно быть, происходило оттого, что в комнате не было чопорной чинности и нерушимо-декоративного порядка накрахмаленных салфеток и вышитых подушечек. На полу, рядом со шкафом, высилась стопка книг. Здесь же стояли удочки. Из-за печки выглядывали колеса маленького велосипеда. Низенькая ширма отгораживала детскую кровать.

Было уже совсем сумеречно, и над столом горела лампочка, укрепленная на раздвижном штативе — такие лампы часто прикрепляют портнихи около своих швейных машин.

Готовясь к лекции, Алексей Тихонович работал за столом, заваленным книгами, газетными вырезками, фотографиями, листками с записями. Приходом Лели он не был удивлен. Он будто ожидал его и, кажется, скорее бы удивился, если бы она не пришла.

Внимательно выслушав ее, он попросил в разговорах с Виктором Дмитриевичем не касаться больше волнующей его темы.

— Надо сделать другое. Одними словами не поможешь. Вы правы, ему нужны доказательства — и мы найдем их.

Леля была уверена, что Алексей Тихонович поможет. Она ушла от него с облегченной душой, — хорошо, когда есть вот такие друзья!

Проводив Лелю, Мещеряков призадумался о Новикове. Все ли он правильно сделал, чтобы по-настоящему возвратить его в жизнь?

Решение пришло к нему позднее, когда он уже заканчивал подготовку к очередной лекции.

Последнее время врачи читали много лекций о вреде алкоголизма и о борьбе с ним. Алексей Тихонович опасался, что число путевок стало слишком большим. Дело было не в перегрузке врачей и не в излишней работе по подготовке к лекциям. Он боялся, что какой-нибудь чиновник, стремящийся поставить больше палочек в отчете о прочитанных лекциях на модную тему, может превратить это важное дело, которое должно вестись систематически, — в очередную кампанию. Через месяц он пришлет меньше путевок. А еще через два, когда появится какая-нибудь новая тема — допустим, о межпланетных сообщениях, — всюду будет посылать только лекторов по астронавтике. И забудет о борьбе с алкоголизмом.

Мещерякову представлялось самым правильным — прикрепить каждое лечебное учреждение к определенной группе предприятий. Врачи хорошо знали бы постоянный состав своих слушателей, его особенности, знали бы, что уже прочитано и что еще надо прочитать. Это позволило бы практически сочетать лекционную пропаганду и профилактическую работу. Он помышлял даже провести одну из лекций для рабочих в клубе больницы, с демонстрацией больных.

Сегодня Мещеряков готовился к поездке на судоремонтный завод, где должен был читать уже четвертую лекцию. Готовясь к ней, Алексей Тихонович, как и всегда, внимательно просматривал все материалы на интересующую его тему, появившиеся за последнее время.