Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Прежде он всегда считал, что писать, творить можно, лишь отдаваясь этому целиком. Он не представлял, как мог Бородин сочетать работу в химической лаборатории и профессорскую деятельность в Медико-хирургической академии с музыкальным творчеством. Ведь это поистине — несовместимо! Открытие новой — изокаприновой — кислоты и Богатырская симфония! Первая разработка реакции конденсации органических соединений и романс «Для берегов отчизны дальной». Опыты по получению бромозамещенных производных органических кислот и «Князь Игорь»!

Все это было непонятно Виктору Дмитриевичу раньше. Понял он это лишь сейчас, чувствуя, что грязная, суматошная работа больничного слесаря не мешает ему писать. Самое близкое общение с людьми до краев насыщало его жизнью. Придет, конечно, время, когда можно будет и целиком отдаться только творчеству. Но сейчас надо сочетать его с работой в больнице. Надо, чтобы стать человеком.

Виктор Дмитриевич трудился невероятно много. Отлично справляясь со всеми получаемыми за день заданиями, он до глубокой ночи просиживал за нотной бумагой. И ему все казалось, что он успевает делать очень мало, хотя еще никогда он не успевал делать так много. Это была какая-то неуемная жажда работы, работы, работы.

Мастерская стала теперь для него и рабочим местом, и спальней, и творческим кабинетом. Сейчас он ни за что не променял бы ее ни на какую, даже самую роскошную квартиру. Здесь он постоянно был среди людей, и от этого радостное ощущение жизни становилось еще больше.

Недавно по указанию Марины Ивановны приобрели токарный станок. Мастерская уже обслуживала и гараж и лечебные мастерские. Пока ее не использовали только для трудовой терапии больных, как замышлял Виктор Дмитриевич.

Открыто Юдин не мстил ему за его отказ фиктивно числиться санитаром, но пробовал всячески придираться и, видно, не прочь был и вовсе избавиться от него. Но придраться к Новикову было невозможно: работал он хорошо, все были довольны им.

К нападкам Юдина Виктор Дмитриевич относился спокойно. Все это были не стоящие внимания мелочи, по сравнению с тем, чем он жил, обретая все больше друзей и все крепче становясь на ноги.

Впервые за все время работы в больнице Виктору Дмитриевичу пришлось побывать в архиве, когда он получил наряд установить там на окнах железные решетки.

Показывая, где надо будет поставить их, старый архивариус повел его с собою. Фонды архива были разбросаны в маленьких комнатушках, напоминавших тюремные камеры-одиночки с крохотными квадратными окошками, вырезанными под самым потолком. В дверях каждой такой камеры, выходившей в общий коридор, виднелся круглый смотровой «волчок» для надзирателя.

— Вот прекрасный образчик старой психиатрии, — заметив недоумение слесаря, сказал архивариус. — Впрочем, как старой? Мне самому довелось поработать здесь надзирателем...

— И вам не скучно рыться в этих бумагах? — с откровенным удивлением спросил Виктор Дмитриевич. Взглянув на обиженное лицо архивариуса, он тотчас пожалел о своем вопросе.

Но обиженное выражение быстро сошло с лица старика. Он принялся показывать старые книги, отчеты, интереснейшие документы и фотографии.

— Прежде чем посылать молодого врача в отделение, я бы присылал его сюда — познакомиться вот с этим, — сказал архивариус, доставая с полки «Исторический отчет двадцатипятилетней деятельности Дома призрения душевнобольных, учрежденного 26 февраля 1870 года». — Очень много любопытного и полезного в этой книжке. Смотрите! Прямо пишется, что больные раньше содержались при полицейских частях, между арестантами и пьяными, вовсе без лечения...

Он прочел выдержку о работе строительной комиссии:

«Принимая в соображение, что приют назначался для беднейших больных из низших классов общества, строительная комиссия находила излишней всякую роскошь в отделке внутренних помещений».

Несколько дальше говорилось о том, что даже пища приготовлялась отдельно для больных разных классов.

Но наряду с этим, по свидетельству историка, больница была «одним из первых рационально устроенных психиатрических учреждений», и это «ставило учрежденный Дом призрения во главе всех таких учреждений России».

Виктор Дмитриевич слушал внимательно, и архивариус, как всякий влюбленный в свое дело человек, уже не отпускал его от себя. Он достал документ, подтверждавший, что больница, с точки зрения лечебной, была одним из лучших подобных учреждений в стране. Здесь впервые были введены совещания врачей и еженедельный разбор вновь поступающих больных, окончательно выведена из употребления смирительная рубашка, для больных организованы трудовые занятия на ферме и в мастерских.

Усадив Виктора Дмитриевича, архивариус достал еще папку с документами.

— А вот старые отчеты. Очень показательные цифры. В 1872 году на медикаменты было израсходовано 159 рублей 88 копеек, а на канцелярские и мелкие расходы — 546 рублей и 53 копейки. Убедительно?

— А почему бы при больнице не устроить музей? — поинтересовался Виктор Дмитриевич.

— Я обращался к Юдину. Он говорит, что с помещением плохо, — ответил старик, раскладывая по местам документы. — Видите, как мы ютимся. А архив наш имеет государственное значение. И музей, конечно, очень был бы нужен... Знаете, иногда по одному заболеванию можно судить обо всем, что происходит в стране. Я изучал статистику по больнице. Раньше прогрессивный паралич составлял огромнейший процент среди наших больных. А теперь — это редкость, единичные случаи...

Виктор Дмитриевич ушел из архива, твердо решив помочь старику.

Виктор Дмитриевич обратился к Марине Ивановне с неожиданным для нее предложением — в пустующих больших залах бывшей электростанции оборудовать новый архив. Он уже обдумал, как и где можно на месте найти материалы. А стеллажи использовать старые, только перебрать их, поставить на металлические крепления. Не позабыл он и сложного вопроса о рабочей силе. Марина Ивановна сама говорила на собрании, что в больнице еще плохо и мало используются больные на трудовой терапии. Так вот, можно создать бригаду из больных-алкоголиков. Среди них есть и маляры, и столяры, и штукатуры.

— Но у нас нет лишнего персонала — сопровождать этих больных на работу, — умышленно возразила Марина Ивановна, понимая, к чему клонится речь.

— Если разрешите, всю эту бригаду я возьму на себя. Сам буду забирать больных из отделений и разводить их.

Раздумье главного врача Виктор Дмитриевич принял за сомнение в возможности устройства нового архива и принялся горячо доказывать:

— Не бойтесь, мы справимся. Я говорил с Колей Петровым. Он сделает проводку. В архиве работают две девушки, они тоже согласились помогать.