Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Марина Ивановна ответила, что она посоветуется со своим заместителем по хозяйственной части и с Алексеем Тихоновичем и завтра все решит.

На следующий день Виктор Дмитриевич получил разрешение приступить к работе. Мещеряков, энергично поддерживавший его идею, собрал ему бригаду из больных-алкоголиков.

Последним включили в эту бригаду управдома Александра Романовича Аверина, недавно поступившего на лечение вертлявого, плешивого мужчину с маленьким, морщинистым, смеющимся лицом. Анна Андреевна привела его в мастерскую, где уже собралась вся бригада. Играя морщинами и пощипывая жиденькие бровки, Аверин первым делом осведомился, как-то с придыханием высвистывая букву «с» сквозь широко расставленные кривые зубы:

— Это — всё наши здесь? — Пританцовывая, он подошел к верстаку, приветственно поднял руку и браво, как на смотру, прокричал: — Соколики-алкоголики, здорово! — Никто не ответил ему. Трясущимися руками Аверин снял шапку, прижал ладонью сухие, торчащие волосы и спросил: — У кого есть закурить? Пропился, соколики, до последней спички...

Наблюдая за Авериным, Виктор Дмитриевич вспомнил Аркадия Чернова, — водка начинается фарсом и кончается трагедией... Для Аверина она, наверно, еще только фарс.

Аверин быстро перезнакомился со всеми и уже рассказывал:

— Управдомы выпить не любят. Сами знаете, какой народ — управдомы. Найди, попробуй, непьющего. Такого в зоологический сад напоказ посадили бы... Золотое дело — управдомом работать. Всегда на опохмелку найдешь. Обошел десяток квартир — надо, мол, водопроводчику заплатить, чтоб лучше и быстрее сделал. По целковому с носа. Народу не разорительно, а ты, глядишь, голову и поправил... А завтра — можно трубочисту собирать...

По специальности Аверин оказался плотником, которого как раз недоставало, и только поэтому Виктор Дмитриевич согласился оставить его в бригаде.

Кроме основной бригады, созданной Мещеряковым, работать помогали две молодые сотрудницы архива и Коля Петров.

Коля Петров окончил курсы и был назначен начальником телефонной станции больницы. Получив назначение, он пригласил Виктора Дмитриевича отметить радостное событие. На столе всего было много, кроме водки. Коля усиленно угощал:

— И холодца обязательно попробуй... Теперь-то мы вздохнем. Я буду шестьсот рублей получать, жена около семисот уже приносит, — она ж вместе с Лелей кончила учиться. С огорода картошка своя. А с того года и ягоды будут, ягодник коллективный завели. Это все — Марине Ивановне спасибо...

Виктор Дмитриевич тоже был благодарен Марине Ивановне. Как-то в откровенной беседе он признался, что пишет музыку. Она договорилась с директором клуба, чтобы дать Новикову возможность работать за роялем в комнате хорового кружка, когда вечерами там не бывало занятий.

Переигрывая написанное, он задумывался — не показать ли сделанное Вере Георгиевне? Иногда они звонили по телефону друг другу, и можно было попросить ее посмотреть. Но потом он раздумал: еще рано.

Дело с устройством помещения для нового архива шло хорошо. Виктор Дмитриевич был убежден, что получит благодарность в приказе. Работал он не ради благодарности, и это желание не было простым честолюбием. Для него важно было другое: получив благодарность, он сможет чувствовать себя уже совсем твердо, как Кошелев, — это будет полное признание его человеком.

Внезапно работа затормозилась из-за того, что не было водопроводных труб для пожарного рукава. Виктор Дмитриевич избегался, но ничего не добыл. В технической части трубы были, — по приказанию Юдина из них гнули ограды для газонов к весне.

Виктор Дмитриевич пошел к Юдину. Тот пообещал помочь:

— Премного благодарен, что поставил меня в известность. Непременно сделаем все. Ты такой молодец у нас, как же тебе не помочь! Все, все достанем!.. Я всегда иду навстречу тебе. Предлагал даже доплачивать немного... Ну вижу, вижу, что не хочешь, и не начинаю разговора снова... Сделаем!.. Сказано — сделано...

Но Юдин ничего не сделал. А когда Виктор Дмитриевич обратился к нему вторично, он накричал на него:

— С архивом ты сам выдумал возню! А благоустройство территории в плане у меня записано...

Беспокоить Марину Ивановну не хотелось. Виктор Дмитриевич попросил Мещерякова помочь выйти из положения. Алексей Тихонович дал слово, что трубы будут, и посоветовал не замедлять пока всех остальных работ.

В пустующем сарае за прачечной оборудовали временную столярную мастерскую, и Виктор Дмитриевич направил туда Аверина — начать сборку стеллажей, частично уже снятых из старого архива.

Свободного времени не оставалось. Работал Виктор Дмитриевич столько, что, казалось бы, возвратившись ночью, а иногда и совсем чуть не под утро из клуба, — только бы броситься на постель и спать, спать. Но он не мог сразу уснуть, иногда снова поднимался, перечитывал последнее Лелино письмо и чувствовал, как ему недостает Лели. День, когда она должна была возвратиться из Сухуми, он подчеркнул в календаре красным карандашом. В работе представлялось, что время летит незаметно, а заглядывая в календарь, он поражался, как медленно оно тянется...

Марина Ивановна потребовала от Юдина — найти трубы для архива. Юдин возмутился:

— Так я уже отдал распоряжение начальнику технической части. Сегодня к вечеру трубы и соединительные муфты будут готовы. Новиков приходил ко мне, и я обещал ему все сделать... Ну и охотники же некоторые — поплакаться начальству...

Марина Ивановна часто задумывалась о Юдине. Формально — увольнять его не за что. Работает будто бы исполнительно, — даже сегодняшний пример с трубами... Но, может быть, он стал осмотрительнее и то, что делал при Телицыне открыто, творит теперь исподтишка?.. Марина Ивановна чувствовала, что Юдин не смог бы жить, не плутуя... Уволить его? Но он знает все ходы и выходы. Заставят принять обратно... Нет, надо доказать, разоблачить и ударить его как следует — так, чтобы и в другом месте он уже не сумел пролезть на руководящую хозяйственную работу.

В разговорах с Мариной Ивановной Юдин любил вспоминать злосчастный ночной обход и подчеркивал, что с того дня он начал перестраиваться. Но она не очень-то верила своему заместителю. Она листала и листала его личное дело... Телицын говорил, что у Юдина блестящие документы. В деле действительно все было гладко и чисто. И только две вещи обратили на себя внимание Марины Ивановны. В анкете Юдин писал, что в трудные для страны годы нэпа он находился на выборной общественной руководящей работе. А где и на какой именно — не указывалось. И второе. В деле Юдина почти не встречалось подлинных характеристик. Всё — копии. Кроме того, характеристики писались всякий раз после ухода Юдина с работы. Перед каждой подписью стояло слово «бывший» — бывший начальник эвакогоспиталя, бывший начальник продовольственного снабжения корпуса. И, как ни странно, ни в одной характеристике за период войны не указывалось точного военного звания.