Василий Лебедев - Посреди России

— Сегодня родственников ждут с поезда. Должны приехать. Почему, спросил, решили здесь? А сама-то мне и отвечает: тут, мол, велел, если что… Ну, тут так тут, нам-то что! Хороший был человек…

— Дом у меня не купил, — вздохнул Генка, будто бросил дачнику обвинение.

— И у нас — тоже! — добродушно ответил Василий.

— Теперь уж не продать…

— Конечно, не продать! Так вот постоят-постоят заколоченные, а потом — на дрова. Ясное дело. А вон, видишь, бурьян. Это позапрошлый год дом сгорел. Хозяин-то, говорят, хорошую страховку получил, да и уехал.

— Куда?

— Нашел место. С деньгами-то не пропадешь…

Генка вскинул голову и, призадумавшись, замедлил шаг.

В каждой деревне они спрашивали, открыт ли магазин, и всякий раз Василий ощупывал десятку, которую дала им вдова.

— Да-а… Рано вышли, — жаловался он Генке. — Но ничего! Пока дойдем, пока место выберем — и чайная, глядишь, откроется. Там теперь чайная есть. Недавно открыли. Хорошая чайная, на новый манер. Одна стена в ней вымазана черным, другая — красным, а третья так, в известке, оставлена.

— А четвертая? — без всякого интереса задал вопрос Генка.

— А четвертой нет. В четвертой окошки, откуда еду суют, да буфет еще. А столы, стулья — это все по-новому заведено. Там сейчас большую дорогу асфальтом покрыли. Через два района будто бы идет, а может и дальше, не знаю. Машин теперь на той дороге стало много. Как едешь лен сдавать — стоят около чайной. Раз какие-то на легковой прикатили из города, погуляли, и назад. А дорога-то — гладь. Ну они и разогнались — да на трактор, что обочиной шел навстречу.

— Ну и как? — спросил Генка.

— Все честь честью: с музыкой хоронили… Ух ты! — вдруг воскликнул Василий. — Река-то как обмелела!

Река, через которую они шли по деревянному широкому мосту с перилами и которую Генка знал полноводной, стала очень узкой. Длинные зеленые водоросли переросли ее глубину и вытягивались по течению.

— Воды в мире стало меньше, — грустно заметил Генка, вспомнив разговор с Бушминым.

— Плотину прорвало, — отозвался Василий.

Дедовы сапоги были Генке велики, в них сбились портянки, и он чувствовал, что натирает ногу. Присели у моста. Переобулись. Василий спустился к воде и посмотрел рыбу.

— Пойдем! — позвал его Генка сверху.

В Богородицкое пришли около девяти часов. Остановились у колодца. Напились. Василий спросил у монтера, висевшего на столбе, когда открывается чайная. Тот ответил, что в одиннадцать. Они перешли дорогу — простучали каблуками по асфальту, обогнули большой пруд и вышли к колокольне, за которой поднимались деревья кладбища. Место они искали неторопливо, с толком, чтобы было хорошо всем — архитектору, чтобы не сыро лежать, родственникам, чтобы понравилось видом, и им самим, чтобы много не мучиться.

— Под самое дерево не надо, — учил Василий.

— Почему?

— Корни замучают, пока роем.

Наконец нашли то, что искали. Место было высокое, рядом рос большой куст бузины, поодаль — березы, а между них с высоты большого холма, на котором стояло село, открывалась такая даль, что было видно все до самого горизонта и, может быть, даже Зарубино.

— Ты не видишь нашу деревню? — спросил Генка.

Василий сощурил свои глаза, потом протянул руку, и палец его закачался:

— О-о-он там, в низине, за леском. Видишь? Та-а-ам…

Землю отмеряли шагами, взяли направление с востока на запад и приступили. Дерн сняли аккуратно и отнесли в сторонку — пригодится на отделку. Под дерном, как и говорил Василий, пошел песок. Начали сразу вдвоем. Генка рыл молча, его приятель — с разговорами. За час углубились по пояс и стали мешать друг другу, тогда начали по очереди. Под песком была мягкая красная глина, но потом она пошла суше, плотнее.

— Сколько накачало? — спросил Василий.

— Скоро одиннадцать.

Посмотрели друг на друга.

Генка стоял наверху. Не шевелился. Воловий, тяжелый взгляд устремлен в горизонт, к Зарубину.

— Там иной раз только с утра бывает, а потом только красное цеди. — Василий вылез из ямы, хрустнул десяткой. — Пойдем!

Побросали лопаты. Пошли.

Чайная была уже открыта. Все в ней было, как и говорил Василий, по-новому. Разноцветные столы и стулья, покрытые пластиком, перекликались с цветами стен и шашками пола, которые спешно домывала уборщица. По стенам раскиданы светильники, занавеси на окнах до самого пола и буфет — весь в зеркале.

Водки не оказалось, был крепкий ликер.

— Есть охота, — сказал Генка. — Возьми что-нибудь.

— О! Еда по нашему карману! — Василий указал на капусту в витрине своим длинным пальцем, испачканным в глине. — И то, если хватит!

— Возьми хоть хлеба, — тряхнул Генка карманом дедовых штанов. — У меня мелочь есть.

Они начали осторожно, по полстакана. Запили пивом. Василий рассказывал, как строили чайную, как он едва не ушел сюда на халтуру, да жена не пустила, а Генка молчал. Выпили еще по целому. Генка сказал:

— Ты, Василий, мне друг!

— Точно!

— У меня к тебе есть большое дело, но здесь я тебе ни слова не скажу. Потом.

— Ладно. Пей пиво!

— Да мне уже дало. Я смотрю: крепость, как у водки, а бьет сильней. Пойдем дороем сперва.

— Что ты! — Василий обвел руками стол, где еще была нетронутая бутылка, почти нетронутое пиво, немного капусты и хлеб.

— Ну тогда налей! — махнул Генка рукой, и тот облегченно вздохнул.

Все настроение Василия было таким, будто он пришел в это отдаленное село на большое гулянье. Как будто снова он молодой. Да разве не диво: в горячую пору, когда все выматываются в колхозе и на своих участках, вдруг выпало такое счастье! И вот он вдали от дома, с деньгами, и никто тебе ни слова поперек — словом, вольный казак на весь день! А если заглянуть назавтра, то и там ожидается не хуже, а даже лучше. И никто не посмеет его упрекнуть, даже председатель, потому что он, Василий, делает необходимое дело. А что выпьет и завтра, так это тоже простительно: пьет не за кого-нибудь, а за уважаемого и заслуженного человека.

У Генки настроение было дрянное, но и он загорелся немного. Выпили еще по стакану, запили пивом.

— Благодать! — крякнул Василий, и глаза его сузились, когда он посмотрел в окно. — Жара сегодня будет.

— Чего?

— Жара, говорю, будет.

— Черт с ней! А ты мне друг, Василий! — Генка хлопнул по руке приятеля. — Ты мне во как нужен! Потом скажу… Только бы докопать…

— Докопаем! — стукнул Василий кулаком по столу.

— А на севере могилы мелкие роют, — сказал Генка и постучал вилкой о стол.

— Да ну?

— Точно! Вот такая, какую мы сейчас оставили, там вполне бы сошла за самую лучшую.

— Но мы Петру Захарычу углубим еще немного.

— Там мерзлота держит, понял?

— Конечно, Петр Захарыч был ничего мужик. Такие люди всегда рано умирают.