Иван Уксусов - Голодная степь

Суета и шум в машинном здании не портили Шакиру настроения.

— Вира! — командовал он себе и Акраму, вместе с которым тянул цепь тали, и, едва трехсоткилограммовая крышка дизеля поднималась вверх, весело давал другую команду: — Майна!..

Шутки он метил в Акрама, и последнему это нравилось.

— Третья крышка из восемнадцати приземлилась… Сколько осталось, Акрам?

— Сорок осталось, дорогой товарищ! — в тон ему говорил Акрам.

А было вовсе не до шуток в эти дни, когда снимали крышки: каждую долго обматывали канатом, чтобы не оборвалась, не покалечила бы их, мастеров. Потом приступили к разборке дизеля, извлекая из него масляные, топливные узлы и водяные трубопроводы, — эти предметы весили до двадцати пяти килограммов каждый; их уже снимали вручную, чтобы дело делалось скорее. Было очень трудно.

— Ну и температурка, Акрам! Как вы ее терпите? — Шакир работал в одних трусах, но и то изнывал от зноя.

— Это не жара, дорогой товарищ! Ты бы пожил у моих земляков, горных таджиков с верховья реки Пяндж. Это недалеко от границы с Афганистаном.

— Там хорошо?

— Спрашиваешь, дорогой товарищ. Долина реки Пяндж! Сам аллах радуется на небе, глядя на нее. Рай, дорогой товарищ! Непроходимые заросли облепихи, орехов, жимолости, сплошные сады и цветы, дорогой товарищ. А вокруг горы — тюбетейка с головы летит. Памир, дорогой товарищ. Миллиарды тонн снега и льда на Крыше Мира. Оттуда и скачет тигрицей каша бешеная Пяндж, наша красавица Пяндж по глубоким теснинам и срывается водопадами — да, такой сумасшедшей реки, дорогой товарищ, в мире больше нет! Рай у горных таджиков, моих земляков!

— А почему ты не живешь в раю, рвешь свой больной живот этими узлами, дорогой товарищ?

— Бедный наш рай, дорогой товарищ… Красотой лучше Ферганской долины, богатством — бедный… Ай, какой он бедный! Камни, дорогой товарищ. На посевы не хватает земли. Дома из камня, что ты хочешь? Мой отец парнем ушел на заработки, я родился пролетарием. Приезжай в гости в мой кишлак, адрес дам. Кунаком будешь. Спроси Бабаевых, скажи, Акрама знал. Большим гостем будешь, дорогой товарищ!

Пришел Джабаров и стал придираться. Почему большие детали лежат на брезенте рядом с маленькими? Маленькие от этого не пострадают? И одни смазаны, другие сухие… Плохое настроение директора имело причину: не вышел на работу Роман. За ним ходила Евдокия Фоминична, еще на улице, приближаясь к хибарке шофера, услышала его неистовый храп. Она дергала цыгана своими слабыми руками за бороду, за усы, Роман не проснулся.

Горбушину надоели беспричинные придирки директора:

— Мне лучше знать, Усман Джабарович, почему детали расположены так. Не понравятся машины, когда будут собраны и пущены в работу, — пишите рекламацию. А заранее нечего устраивать панику.

Джабарова это вроде бы обидело:

— Ну да, Джабаров ишак и водопроводчик, где ему понимать ваши сложные машины! — Он отошел к Рудене и сейчас же вернулся: — Хочешь, бригадир, проверить мое умение работать слесарем? Готов с тобой соревноваться… — И достал из кармана несколько болтов размеров на три осьмых дюйма каждый, стал подбрасывать на ладони. — Перебьешь такой болт одним ударом, поверю, что ты мастер.

— Я попробую! — сказал Гаяс.

— И Акрам попробует! — подскочил Шакир. — Верно, Акрам, не испугаешься?.. На это чхать, если саданешь молотком по кулаку со всей силы. А кто следующий? Вы, Нариман-ака?

— Шеф-монтеры классом выше слесарей, им показывать пример! — задорно подхватил Рахимбаев.

— Инициатору, инициатору соревнования давать пример!

— Могу, Шакир… — согласился Джабаров. — На, зажимай болт!

Рахимбаев, взглянув на Горбушина, напомнил, что давно уже не было перекура, и все подошли к верстаку, достали курево. Шакир проворно зажал в тисках болт, затем извлек из верстака молоток, зубило, подал Джабарову.

Директор поплевал на ладони, как заправский мастеровой… Потом он взял молоток в правую руку и далеко ее отвел и поднял для удара, левой приставив зубило к болту, и, не примерившись к нему, то есть не тронув его слегка молотком, как делают многие слесари, готовясь рубить толстое железо, хватил по зубилу с такой великолепной уверенностью, что головка болта отлетела от тисков к стене, шлепнулась о нее и подкатилась к тисках.

Гаяс захохотал от удовольствия, — мастер оценил мастера. Улыбались и что-то восклицали остальные. Более других чувствовал себя возбужденным Шакир — ведь его хлебом не корми, только дай подначить!

— Вот это удар! У тебя так не получится, Акрам! Товарищи, я совершенно убежден, что, если мы продолжим это соревнование, кому-то из нас сегодня выпишут бюллетень минимум на месяц. Оплачивать его должен инициатор соревнования, наш директор, и, конечно же, из собственного кармана. Поэтому, не желая вводить его в материальный расход, я отказываюсь рубить болт. Акрам тоже празднует труса. А кто следующий?

— Я на фронте не трусил, дорогой товарищ! — сказал Акрам.

— Так то фронт: трусишь или не трусишь, а идешь. Но зачем в мирные дни делать себя инвалидом?

— Зажимай болт! — повысил голос Акрам.

Джабаров, однако, протянул молоток Горбушину:

— Доказывай, бригадир!

Горбушин молоток не взял:

— Мне не перебить одним ударом, признаюсь сразу.

— Тогда ты не можешь быть бригадиром!

— И не держусь, Усман Джабарович, за бригадирство. Не интересно отвечать за худую работу других.

Гаяс изобразил удивление: а почему, собственно, Шакир подбивает Акрама взять молоток?.. Сам-то где, в кустах? Или действительно все шеф-монтеры рубить с плеча не умеют?.. И тогда Рудена решительно сказала, что защищать честь шеф-монтеров будет она, если Шакир и Горбушин спрятались в кусты.

Шакир не стерпел такого предательского удара.

— Тогда жребий, жребий! — воскликнул он. — Мне рубить или Акраму?

Молоток взял Акрам, и опять все на минуту притихли. Ведь руку и правда можно было разбить ужасно… Три осьмых дюйма — это восемь с половиной миллиметров, и пересадить этакий болт одним ударом мог лишь человек, обладающий хорошей физической силой и истинным мужеством.

Акрам тихо стукнул по зубилу раз, другой, третий, четвертый, пятый, все примериваясь, и наконец хватил по зубилу с полной силой. Головка болта наклонилась, перерубленная примерно на две трети. Однако и этот удар понравился товарищам, а Шакира прямо-таки восхитил, хотя слова его прозвучали двусмысленно:

— Отличный удар, я именно такого и ожидал от тебя, дорогой товарищ! Но перед следующим соревнованием лагмана ешь побольше, тогда перерубишь, факт!

Рудена подошла к Гаясу, азартно поглядывая на зажатый в тисках недорубленный болт, предложила ему рубить новый.

— Потом я возьму молоток. Надо же выручать нашего слабосильного бригадира товарища Горбушина, — панибратски улыбнулась она Никите. — А Шакир только треплется, сам не будет, я его знаю.