Василий Шурыгин - Октябрьские зарницы. Девичье поле

— Совершенная демократка! — подкупающе-весело улыбнулась Куракина. Северьянов заметил глубоко затаенную иронию в ее быстром взгляде, которым она окинула Гедеонова.

— Таисия Никаноровна, — блеснул хитро стекляшками пенсне Гедеонов, — прекраснейший знаток естественных наук, в совершенстве владеет английским, французским и немецким языками…

— Большая культурная сила! — согласился Северьянов.

— Сила? — шевельнула мягкими собольими бровями Куракина. — Если б вы знали, Степан Дементьевич, как сейчас обидели меня.

— Чем?

— Какая я сила? Я бессильная женщина. Помните нашу встречу с вами на лядах? — Глаза Таисии договорили: «Когда вы подтягивали подпруги в седле моей лошади».

Северьянов процедил сквозь зубы:

— Это когда у вас отобрали маузер?

— Маузер был не мой, младшего брата, — а себе сказала: «Самолюбивый субъект!»

В класс вошел Вордак. Здороваясь с Северьяновым, он бросил, глядя в лицо Куракиной:

— На жестоких поглядеть приехали?

— Я убедилась, что вы вовсе не жестокие!

— Вот как? Ну коли такое дело, будете наших ребят учить. Нам культурная сила до зарезу нужна. — Кивнув Гедеонову, Вордак прошагал к группе учителей, в которой Ковригин о чем-то горячо спорил со старушкой учительницей.

«Культурная сила! — впилась в Вордака пристальным взглядом Куракина. — Как они все одинаково и примитивно мыслят!»

Первыми экзаменовались ученики Березковской и Пустокопаньской школ. Ученики Северьянова вошли в экзаменационный класс строем с военной выправкой — мальчики и девочки. Эта их военная стать и совершенно одинаковый ежик у мальчиков приковали к ним внимание всех, особенно учеников других школ.

— Здорово ты их вымуштровал! — оскалил частые зубы Ковригин, сидевший среди экзаменаторов за сдвинутыми столами.

— Сейчас военная выправка даже девушек красит! — подмигнул Северьянову Вордак. Гаевская, стоявшая возле своих ребят, слушала Свирщевскую и всматривалась широко открытыми глазами в пустокопаньских школьников.

— Ну зачем вы их по-солдатски остригли? — сказала она Северьянову, когда тот подошел к ней. — А в класс привели как на плац-парад. Они, видно, и отвечать будут у вас: «Так точно, никак нет!»

— Вы все о форме беспокоитесь! Следите лучше за моими учениками, а я за вашими! Посмотрим, чьи лучше напишут переложение. Идет?

Гаевская кивнула в знак согласия. Стругов пригласил Куракину за стол экзаменаторов. Она села рядом с Гедеоновым.

— Пустокопаньских учеников нельзя смешать с другими, — сказала она Гедеонову, принявшему вид, положенный уездному представителю. — Смотрите, даже девочки все одеты в одном стиле. У всех сарафанчики, как у взрослых девушек, с плечиками и рубашки с прелестной вышивкой!

— Да, выгодно выделяются! — высоко поднял брови Гедеонов. Он весь был сейчас в нетерпеливом стремлении понравиться волостному начальству и в то же время быть во вкусе Куракиной. — А Северьянов-то, — шепнул он ей на ухо, — это, скажу вам, такой донжуан, каких еще свет не родил. В него в Пустой Копани влюблена одна девушка, черноокая писаная красавица в духе некрасовской Катеринушки из «Коробейников». Уверен, что обработка школьниц — ее рук дело.

— Эта девушка, — возразила тихо Куракина, — хорошей породы, истинное воплощение русской красоты, терпения и преданности.

— Скажите, — поправил свое пенсне Гедеонов, — почему на него засматриваются положительно все женщины?

Куракина скользнула смелыми глазами по близорукому, вытянутому к носу лицу Гедеонова.

— Хотя бы даже потому, что он не сплетник.

Стекляшки пенсне уставились в лицо Куракиной: «Ядовитая кобра!»

Выпускники писали переложение рассказа «Пятачок погубил». Северьянов ходил меж парт, наблюдая за работой учеников Гаевской, читал внимательно заголовки и первые строчки. Гаевская сидела на последней из парт, занятых северьяновскими учениками. «И пишут все у него одинаковым почерком и почти без ошибок». Когда Северьянов подошел к ней, Гаевская встала. Не сказав друг другу ни слова, они подошли к окну.

— Как вы добились, — спросила Гаевская, — что ваши ученики пишут одинаковым почерком?

— Плохо это или хорошо? — подготовился к защите Северьянов.

— Хорошо, конечно, — ответила она ласково на его ершистый взгляд. Северьянов, с искренним желанием поделиться опытом, рассказал, как во втором полугодии почти ежедневно давал своим третьеклассникам списывание. В каждой тетради первое предложение вписывал сам каллиграфическим почерком. Гаевская слушала с обычным для нее игривым смешком, который всегда отталкивал от нее Северьянова. Куракина глядела на них с задумчиво небрежным любопытством и слушала, видимо надоевшего ей, Гедеонова.

После перерыва и объявления результатов письменных работ к Северьянову подошла Даша:

— Поздравляю! Рада за вас очень! — Голубые глаза ее полны были какой-то мужской удали, но были спокойны и ясны. Северьянов опустил голову.

Начались устные испытания. Ковригин вызвал к столу Андрейку Маркова.

— Прочитай, Марков, твое любимое стихотворение!

Андрейка пошевелил губами и, глядя с испугом в лицо Вордаку черными немигающими глазами, стал читать:

— Невеселое, брат, читаешь, — перебил его Вордак, — выбери-ка стихотворение побоевей и прочти нам!

Андрейка смолк, потом опять зашевелил губами, не сводя с Вордака прежнего, обращенного внутрь, в себя, взгляда. Наконец, постепенно повышая голос, прочитал другое, очень понравившееся всем экзаменаторам стихотворение. Вордак в восхищении стукнул даже по столу кулаком, повторяя запомнившиеся ему слова:

— Вот это стих! Ставь, Ковригин, ему пятерку! И хватит с него. Да, Марков, постой, не уходи! Бог есть или нет?

Андрейка наклонил голову с редкими темно-русыми волосами и повел глазами исподлобья на Дашу Ковригину, как бы прося ее избавить от ответа на такой вопрос.

— Ну, что же молчишь?! — сказал Вордак. — Отвечай! Пятерка, брат, все равно тебе обеспечена за второе стихотворение.

— Степан Дементьевич, — начал несмело Андрейка, — говорит, что нет, а татка говорит, что есть…

— Ну а по-твоему?

Андрейка потупился и на этот раз приготовился молчать, хоть под пыткой.

— Умняга ты, брат, ну что — марковская порода!

Даша Ковригина выручила:

— Андрейка! Иди к доске. Я тебе задачку продиктую!..

В перерыве к Гаевской подошел Нил. Она сидела на подоконнике, облученная ярким весенним солнцем. Пучок света забрался в ее русый, с каштановым отливом, локон, упавший на тронутую загаром шею.