Георгий Лезгинцев - Рудознатцы

Остаток пути они прошли молча. Но, подходя к вокзалу, Курилов с улыбкой сказал:

— Случались и курьезы… Вместо заклепок на кандалах в то время были замки, и существовал обычай выбивать на замках надписи, обычно пословицы. Дмитрию Завалишину замок достался с надписью: «Кого люблю, тому дарю», а Николаю Бестужеву — «Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь».

…Опять купе поезда, перестук колес, протяжные гудки за окном и гаснущие в темной ночи паровозные искры.

Валентин посмотрел вниз — геолог храпел на своей полке. Валентин повернул выключатель. В темноте почему-то острее почувствовал, что в купе пахло обжитой неприбранной комнатой.. Спасаясь от давящей духоты, он тихонько выбрался в коридор, присел на откидное сиденье, привалился локтем к раме окна и закрыл глаза. Опять вспомнил Светлану, ее пышные волосы, тонкую кожу, ямочки на розовых пальцах… И горько думал о себе. Жалел себя… Одолеваемый невеселыми думами, долго сидел в пустом коридоре, не прогоняя полудремоты, чувствовал с удовольствием, как струйка встречного ветра резала шею холодком.

За окном проскакивали полустанки, будки с качающимися фонарями. Валентин поежился, стараясь представить себе ту станцию, где ему придется выйти из вагона. Что его ждет там?..

Поезд подъезжал к какому-то городу. Замигали большие и крохотные огни, гирлянды лампочек. Бег колес замедлился, потянулись ветки путей, товарные эшелоны, стрелки. Вагон вздрагивал и постукивал на стыках.

Теперь поезд шел, прихрамывая, ковыляя по-утиному, вдоль берега реки. Она смутно угадывалась во тьме — сгустившейся чернотой, провалом, прохладой своей остылой воды.

Вот и перрон, освещенный мерклыми лампами. Асфальт сыро поблескивал и казался коричневым, липким. «А куда, собственно говоря, я еду? Зачем еще-то дальше?.. Кто меня там ждет? Кому я там нужен?» И Валентин, схватив чемоданчик, поспешно выскочил на перрон.

В зале ожидания он уселся на большую скамейку, положил чемоданчик к себе на колени, оглядел спящих людей, ожидавших своих дальних поездов, которые сейчас спешат, несутся где-то в ветреной ночи, и, облокотившись на крышку чемодана, закрыл глаза.

Он удрал с поезда, испугался первой работы, которой ему предстояло начинать трудовую жизнь. Что скажет отец? Начнет его разыскивать? А Светлана?.. Он, кажется, впервые в жизни по-настоящему испугался в эту осеннюю ночь, дьявольски испугался, ощутив вокруг себя пустоту… Какой-то кошмар! Он готов был заплакать от этого поднимавшегося в нем самом, обступавшего его со всех сторон, наваливающегося на него, нарастающего, гнетущего ужаса. Никогда Валентину так не хотелось домой, к отцу, как в эту ужасную ночь…

Торопливые шаги по каменному полу вывели его из оцепенения.

— Ты что, рехнулся? Бежать задумал? — закричал на него запыхавшийся Курилов. — От себя самого, парень, не убежишь! — И, схватив за руку, потащил на перрон.

Они вместе припустились догонять красный фонарик над ступенькой последнего вагона.

Степанов остановил такси. Сел на заднее сиденье. В машине было душно, пахло новой клеенкой, бензином.

— Куда поедем? — обернувшись, спросил шофер.

— К центру, — не сразу ответил Виталий Петрович: он все еще думал о визите к дочери.

— Как поедем?

— Как хотите.

…Да, визит был печальным. Его Светланка стала брошенкой… Вспомнилась та недобрая рыбалка, на которой он узнал об уходе дочери из дома. Оправдались его отцовские предчувствия…

Машина плавно шла по Ленинскому проспекту, мягко тормозила у светофоров. Проспект лился широкой рекой и был виден далеко вперед. По бокам его тянулись два узких бульвара. Помнилось, что летом, когда молодые, близко посаженные липы соединяются кронами, образуя зеленый туннель, здесь все колышется, играет солнечными бликами… А сейчас листья облетели, и деревья не закрывают белых домов по обе стороны проспекта.

Надо забирать дочку домой! Дипломную работу ей разрешат сделать в Зареченском институте. А дальше будет видно: может, еще и отмучаются блажью, образумятся…

Вот и Транспортное агентство с самолетами и теплоходами в витрине… А что, если остановить машину и взять два билета до Зареченска?.. На какое число?.. На этот вопрос Степанов не мог сейчас ответить.

Улица Димитрова, красный терем французского посольства, высокие трубы за «Ударником», широкий мост, сказочный холм с златоглавыми церквами, окруженный красными зубчатыми стенами… Спокойная гладь Москвы-реки отражала, как в зеркале, кремлевские башни, колокольню Ивана Великого. Недавно на этом холме было принято решение, которое затронуло судьбы многих миллионов людей и судьбу Виталия Петровича Степанова в том числе.

Многое из того, что предлагали они тогда у Сашина, стало законом, должно сбыться. Созданы министерства, иные, нежели прежде, с иными задачами. В основном возвратились в аппарат старые министерские кадры — Виталий Петрович хорошо знал многих назначенных в главки людей. У них давно отработанный стиль, стиль старых министерских зубров… Но экономическая реформа заставит и их изменить стиль работы!

Улица Горького. Здесь уже чувствовалось приближение праздников. Народу было больше, чем обычно, на тротуаре лежали гирлянды разноцветных лампочек…

В прошлый приезд Степанова тоже вызывали в управление кадров. Долго говорили о большом доверии, какое оказывается ему, производственнику, приглашением в аппарат главка. Должность — заместитель начальника главка. Дается персональная надбавка к должностному окладу. Разумеется, московская прописка и квартира. С квартирой пока трудновато, придется, возможно, несколько месяцев пожить в гостинице. Но зато он станет москвичом! Советовали подумать: такая возможность в жизни может не повториться.

Степанов советовался тогда с Михаилом Васильевичем, и тот прямо сказал, что аппаратная работа тонкая и такому медведю, как Виталий Петрович, не подойдет. Северцев и сам от новой работы пока не был в восторге: много толкотни, еще не все разложено по полочкам, спрашивать с тебя уже начинают… Москвы Михаил Васильевич не видит. Когда наезжал в командировки, знал ее лучше. Став москвичом, не может выкроить времени ни на театры, ни на концерты, даже в кино ходит редко… Степанов отказался от предложения. Причина? Не хочет уходить с производства.

Несколько месяцев его не беспокоили. И вот опять вызвали в Москву и предложили возглавить стройку нового крупнейшего Заполярного алмазного комбината, который создается на севере его области. Он попросил два дня на раздумье: нужно посоветоваться с обкомом партии, с женой, наконец…

У красного здания Моссовета машина резко затормозила перед светофором, Степанов откинулся на спинку сиденья.