Александр Кузнецов - Крестики-нолики

Как угадала, почувствовала Валентина музыкальный талант Игоря, остается лишь гадать. Возможно, что и сам Иг, озоруя и хвастаясь, напел или насвистал что-нибудь приветливой женщине. Но после субботнего вечера, когда при большом сборе офицеров-фронтовиков в комнате у Валентины Иг три часа кряду пел «самые задушевные песни, с показом и танцевальной обработкой», а также «имитировал джаз-оркестр», артистическая слава его за один день облетела все окрестные дворы, а на другое утро достигла даже Пятницкого рынка.

Вряд ли Иг подозревал о существовании флейты-пикколо или английского рожка, но саксофон, трубу, кларнет, тромбон, контрабас и тубу изображал превосходно. Однако главным козырем Ига считали все-таки песни, которыми он «всем душу в куски рвал». Слава его росла.

Близнецы азартно мыли полы в своей комнате, где большая часть воды тут же уходила в огромные щели и черные дыры в двух углах. Среди ближайших строений одноэтажный деревянный флигель о двух квартирах пользовался наибольшей популярностью у самых умных грызунов. Данная ситуация ничуть не смутила братьев Горчицыных, и с первого дня своего появления в московской комнате они объявили крысам священную войну. Действовали близнецы так решительно и эффективно, что поначалу крысы смутились и ограничили свои набеги. Тем более что облюбованные ими углы заливались горячим варом или забивались жестью, выкроенной из консервных банок. Но все-таки крыс было не меньше, чем энергии, фантазии и терпения у братьев Горчицыных. Война приняла затяжной характер и шла с переменным успехом.

К ряду безусловных достоинств Вити Гешефта следовало отнести дар угадывать самые острые нужды своих соседей.

Визит к близнецам Витя начал с того, что выложил на стол две картинные упаковки с иностранными этикетками.

— Когда люди с малых лет всерьез относятся к проблемам гигиены и здорового быта, — начал Витя бархатным голосом, — можно не сомневаться, что жизнь их сложится не менее удачно и полноценно, чем у Леонардо да Винчи. Это мой первый взнос в вашу московскую жизнь, — кивнул Витя на упаковки и пояснил: — Новейший американский антикрысин. Каждая пачка при правильном употреблении рассчитана на отравление двух-трех десятков крыс и последующего их ухода с места массовой гибели в радиусе не менее пятисот метров.

— Так это небось кучу денег стоит? — покосился Ник на заманчивые упаковки.

— Вы меня не поняли, мальчики, — с обезоруживающим обаянием улыбнулся Гешефт. — Я же сказал: это вам в дар. От всего сердца. Владейте и дерзайте.

— Так что ты хочешь взамен?

— Всего-навсего чтобы вы выслушали одно деловое предложение. И поверь, даже если ты ответишь на него стопроцентным «нет», моя расположенность к вам не изменится ни на йоту.

— Я к вашим услугам, сир, — раскланялся Иг.

— Во-первых, я видел, как ты показывал Сергею «Джорджа из Динки-джаза», работая за банджо и саксофон, — немного переждав, не торопясь начал Витя. — Во-вторых, не надо быть педагогом консерватории, чтобы понять, чего ты стоишь. Но это не главное. Должен тебе признаться, я за версту чувствую душу художника. Талант надо беречь и ценить. Иначе раскрадут по чайным ложкам. Сколько мы знаем исторических примеров с гениями, которые «спасибо» за свои дела получали лишь посмертно.

— И что ты мне предлагаешь при жизни? — любезно спросил Иг, внимательно выслушав эстетическое кредо Гешефта.

— Для начала два пробных дебюта по настроению. Завтра мы с тобой идем на именины в один тихий дом, где люди тянутся к культуре. Ты на чистой технике исполняешь по личному выбору два песенных романса, желательно в стиле Изабеллы Юрьевой или Козина, и делаешь крохотную имитацию под джаз Утесова. Это занимает у тебя от десяти до пятнадцати минут времени. Получаешь за свой труд две тридцатки и совсем неплохо продуктами. В пятницу — дом, где все поставлено на широкую ногу. Для затравки ты даешь две вещи — что-нибудь под Русланову и Лялю Черную.

Далее за каждый последующий номер ты имеешь по тридцать. Заметь, вдохновение не растрачиваешь, а только совершенствуешь мастерство.

Иг с полминуты потомил Витю.

— А я согласен. Деньги и продукты нам сейчас очень нужны.

— Не сомневался, что найду общий язык с интеллигентными людьми, — резюмировал Гешефт. И, пожимая Игу руку, добавил: — Во второй дом на ужин ты можешь взять с собой брата.

На следующий день после платного дебюта Ига все собрались у Медуницы.

Из «тянущегося к культуре» дома Иг принес плотный кулек жареных семечек, которые щедро высыпал на стол.

Елене Иг преподнес персональный подарок. Маленькую деревянную коробочку, где роились переливчатые круглые блестки — васильковые, изумрудные, рубиновые. Несколько ниток радужных стеклянных бус. Необычной мягкости мониста. Браслеты из крохотных деревянных шариков, расписанных золотыми и серебряными узорами.

— У хозяйки дома, куда меня Гешефт привел, циркачка год назад угол снимала. И забыла эту коробочку. Хозяйка ко мне прониклась, — рассказывал Иг со снисходительной усмешкой, — бери, говорит, мальчик. Твоя артистическая жизнь должна быть красивой и бурной, как картины Айвазовского. Я взял, но тебе это все куда больше пригодится.

— Спасибо… — Медуница вывернула перед лицом ладони, заговорила шепотом, словно боялась, что легкомысленное счастье передумает и убежит. — Две синих бусины больших на могилку Ивасика…

Иг смутился:

— Кладбище твое на месте? Сейчас достанем. Делов-то кошке на суп!

Не спрашивая разрешения Медуницы, Иг бросился в ее закуток, полез под диван. Шашапал поспешил помочь другу. Принимая крышку от коробки, сочувственно спросил Елену:

— Не можешь без кладбища?

Девочка кивнула.

— Все мои тут. Бабушка Мария. Соседка — тетка Матрена. Так наших и не дождалась, сердечная. Братик мой Ивасик. Его мамаша-тетка родила, когда вернулись мы. А он и годочка не прожил. Глаза у Ивасика синие были. Как бусины эти… Видишь, в саму маковку легли. А то у него крестик один. И на эти две могилки цветов надо. Тут деда Еремея и бабушки Силантьевны прах. Не говорила разве? Их на печках хворых спалили, когда угоняли всех… На кладбище сколько всякого переслучалось. Особо в первую осень. Как война пришла и ничейные мы стали. Между немцами и партизанами. Люди добро, что получше, на кладбище прятать наладились. Иные и зерно закапывали… К ночи из деревни глядишь — огоньки на погосте дрожат. Свечечки… Думали, немцы на кладбище чужое не пойдут. Так они впрямь не сразу своих там хоронить стали.

— Не понимаю, — удивился Сергей, — зачем зерно на кладбище закапывать?! И вещи? Когда лес вокруг… В лесу же удобнее.