Григорий Тютюнник - Водоворот

— Что ж дерешься, падло! — голосил он, сгребая и разгребая грязными пальцами снег.

Тимко схватил кайло и направился вниз, где леденел Дон. За ним побежали Марко и Коростылев.

«Почему к таким страшным людям, к таким негодяям забросила меня судьба? За что? За какие грехи? — думал Тимко, шагая по замерзшему Дону в расстегнутом кожушке и с кайлом в руке.— Там хлопцы гонят немца, проливают кровь, а эта скотина играет в очко! Да как же это так? Как же так?» Он присел у куста краснотала, свернул цигарку, жадно затянулся. На прутике, словно китайский фонарик, качался снегирек, сыпал снег Тимку на шапку. Дон, вылизанный ветрами, синел льдом. Тимко встал и, размахнувшись, швырнул кайло. Оно звякнуло и, с тарахтением подпрыгивая на льду, понеслось чуть ли не на середину Дона.

— Что ты надумал? — спросили Марко и Коростылев, тревожно переглянувшись.

Тимко глубже надвинул на лоб заячью шапку, блеснул из-под черных усов улыбкой и быстро зашагал к хутору. На квартире собрал свои немудреные пожитки, вышел из хаты. Анюта догнала его в сенях, растерянно заглянула в глаза:

— Куда ж ты?

Тимко весело тряхнул головой:

— За Дон. На фронт, Анюта.

— Отпустили вас, что ли?

— Сам убегаю.

Она прижала фартук к губам.

— Может, где Тимошку встретишь, так передай, что папаня болеют, а я…

Она закрыла фартуком лицо и заплакала. Тимко поцеловал ее в лоб и вышел на крыльцо.

— Погоди чуток.

Анютка вылетела из сеней, перебежала двор в одних чириках, исчезла в соседнем дворе. Через минуту вернулась, вся дрожа, с заплаканными глазами.

— Наш сосед в станицу едет, подвезет.

Тимко поклонился ей в пояс, молча стиснул ее горячие руки. Поскрипывая снегом, сбежал с крыльца. Следом за ним торопились Марко и Коростылев.

Этой же ночью на станции Богучар они пристроились к военному эшелону и поехали на фронт.

Дивизия, в которую попали Тимко и Марко, была сформирована из сибиряков и уральцев, людей степенных, молчаливых и необычайно стойких в боях. Дивизия была отозвана из резерва и направлена на Северо-Западный фронт. В середине января она достигла прифронтовой полосы и стала разгружаться на станции Горовастица. Ей было приказано двигаться дальше пешим порядком, выйти на рубеж Пено — Андреанополь — Торопец и там сосредоточиться.

Преодолевая снеговые заносы, тридцатиградусный мороз и бездорожье, дивизия двигалась очень медленно и за день проходила не более десяти — двенадцати километров, делая частые остановки для того, чтобы обогреть бойцов, коченевших от мороза.

Тылы остались позади, кухонь не было, и бойцы получали мизерный сухой паек, которого не хватало. Дивизия все же продвигалась к месту своего назначения и уже находилась не так далеко от него, как в дороге ее догнал приказ, предписывавший изменить направление, и она повернула на юг и стала располагаться на исходных позициях: район — восточная окраина Переходовца и железная дорога на северо-восток от Пено.

На рассвете девятого января в десять часов тридцать минут началась артиллерийская подготовка и продолжалась два часа. После нее дивизия пошла в наступление и вела бой до вечера.

Два батальона Н-ского полка проникли на восточную окраину Пено, но закрепиться не смогли из-за шквального огня противника. Лишь подтянув артиллерию, нашим войскам удалось развернуть успешное наступление уже на другой день и захватить Пено, окружив его со всех сторон. Кавалерийская дивизия СС «Мертвая голова» бежала из Пено. На снегу густо чернели трупы немецких солдат, полузанесенные снегом и навеки окаменевшие, да конские туши.

Немецкий пленный, обер-лейтенант Краузе, командир одного из батальонов, с обмороженными щеками и носом, в мундире, но уже без крестов, зябко сутулился у жарко натопленной русской печки перед нашими штабистами и, хлопая себя перчатками по бедрам, говорил то, что в его положении было самым смешным,— он удивлялся:

— Немецкий зольдат не можна ест километр-километр.— При этом он прижимал локти к бокам и совершал бег на месте, давая этим понять, что немецкий солдат не имеет права бежать с поля боя. Потом морщил лоб и пожимал плечами: — Ошень интересно.

Наши штабисты никак не могли от него добиться, что именно ему «ошень интересно», и, допросив, отправили в тыл. Этому он, видимо, был рад, так как даже хотел подарить командиру полка свой фамильный портсигар, но тот брезгливо отодвинул его локтем и сказал через переводчика, что покамест для господина обер-лейтенанта нет еще ничего «ошень интересно», поскольку наши войска лишь разворачивают наступление, а вот когда они погонят фашистов до самого Берлина, вот тогда и начнется самое интересное.

— О найн,— замотал головой Краузе и усмехнулся, показывая идеально вычищенные зубы.— Это никогда не биват.

Полковник не стал его переубеждать.

— Что ж, поживем — увидим.— И приказал увести пленного.

Два бойца-конвоира ответили «есть» и вывели немца из хаты. Они вели его молча, насупившись, пока не отошли от штаб-квартиры. Один из них, саженного роста сибиряк-усач, обернулся и, преградив штыком дорогу пленному, впился в него глазами и кивнул головой в ту сторону, откуда доносился орудийный гул.

— Слышишь, наши «катюши» играют? Это наши ваших гонят.

Видя, что немец не понимает, боец добавил:

— Русский солдат немецкого солдата,— и двинул с размаху ногой так, будто бы саданул кого-то под зад.

Немец понял и решительно замотал головой. Боец отскочил назад, лицо его стало злым.

— А вот жигану раз — и кишки вон. Еще головой мотает, сволочь.

Немец побледнел и вытаращил глаза, его белые пальцы, сжимавшие полу шинели, вздрогнули, и он, выкрикнув что-то по-немецки, протянул правую руку с перстнем, будто защищаясь от удара. Боец, еще более рассвирепев, отскочил в сторону и дал ему дорогу.

— Иди уж! — крикнул он и двинул его в бок прикладом.

Немец, боязливо оглядываясь, шагнул вперед. Ноги его проваливались в сугробы, и шинель волочилась по снегу.

Конвоир сердито сплюнул:

— Шлепнуть бы его там, под сосенками,— и делу конец. А то гляди ты, какой важный, еще води его по нашей земельке.

— Приказано в штаб дивизии отвести. Аль не слыхал? — нехотя откликнулся его товарищ.

— Попался бы ты ему — он с тебя ремешков бы накроил!

— Уж это точно,— согласился второй конвоир.

Они умолкли и повели пленного по снежной белой равнине.

Тимка и Марка не отправили на фронт, оставили в резервных частях, которые, однако, были расположены недалеко от фронта. С неделю они обучались военному делу. Часто после занятий Марко, заглядывая товарищу в глаза, спрашивал:

— А скажи, что больше: бригада или дивизия?

— Ты учись по земле шагать, чтобы тебе голову не оторвало, а в дивизиях пускай другие разбираются,— веселел Тимко.