Григорий Тютюнник - Водоворот

— Если не знаешь пароля, ложись на землю и не шевелись.

— К командиру веди, а то как трахну гранатой,— пригрозил Чумаченко.

В ответ грянул выстрел, пуля пропела над головой Чумаченко. Он упал, громко выругавшись. Через минуту с того места, откуда стреляли, настороженно пробасили:

— Подходи ближе. Посмотрим, кто такие.

Бойцы подошли. В окопчике, по шею в земле, стояли трое: двое с винтовками, третий — с пулеметом.

— Кто тут командир? — сердито спросил Чохов.

— Я,— ответил широкоплечий великан в шинели нараспашку.

— Кто вам позволил стрелять в своих?

— А кто вас разберет впотьмах, свои вы или чужие?

— Я — сержант Чохов. От имени своего командира приказываю вашим людям следовать за мной.

— Так мы и побежали…

— Я приказываю!

— Вас тут до черта таких, которые приказывают, а мы только лейтенанта Красючкова слушаем.

— Ведите меня к нему.

Великан в шинели двинулся по ходу сообщения; он задевал плечами стены, и песок сыпался ему на шинель и за голенища. Добрались до самой вершины холма, откуда была видна приднепровская равнина, окутанная ночной мглой.

— Вот и наша хата,— указал провожатый на ветхий блиндаж, обнесенный плетнем из лозы.

— Где лейтенант? — спросил Чохов.

Боец молчал, яростно затягиваясь цигаркой, потом бросил окурок на землю и придавил сапогом.

— Нету лейтенанта. Убили.

— Не понимаю. Кто же тогда командует обороной?

— Я..

— Ваше звание?

— Я без звания командую. Как нашего командира Красючкова убило, хлопцы сказали: «Командуй». Вот и командую.

— Ваша фамилия?

— Микита Чугай.

— Так. Прошу объяснить, почему вы не прислали к нам связного, чтобы координировать оборону?

— Что? — переспросил Микита.

— Почему вы не прислали своих связных?

— А мы не знали, что так требуется. В академиях не учились.

— Ладно. Соберите своих людей.

Чугай сидел не двигаясь и, видимо, не собирался выполнять приказ новоявленного командира.

— Можно и собрать, это недолго… Только нам неизвестно, кто вы такой. Так что предъявите документы.

— Удивительно! Я же назвал вам свою фамилию и звание. Наконец, я в форме.— Чохов расстегнул плащ-палатку.— Разве этого не достаточно?

— Пустой разговор. Документы…

Чохов полез в боковой карман, подал Миките красноармейскую книжку.

— Охрим,— позвал Чугай.

Бесшумно из темноты появился Охрим Горобец.

— Слушаю.

— Посвети.

Охрим вынул из кармана фонарик-динамку, зажужжал им над ухом Чугая. Тот добросовестно проверил документ, потом отозвал Охрима в сторонку:

— Как ты думаешь, шпион или нет?

— А документы как?

— Вроде в порядке.

— Тогда не должно бы, а там кто ж его знает…

— Вот я и думаю, чтоб не промахнуться.

Они еще немного подумали, помолчали, затем Микита отдал приказ:

— Собирай людей. Чему быть…

Через несколько минут человек двадцать набилось в тесный окопчик. Разговаривали вполголоса.

— Охрим, выверни карман,— может, в рубчике хоть крошка махры заночевала?

— Хлопцы, кто мою лопатку взял? — суетился кто-то в темноте.

— Куда нас ведут?

— Галушки есть. Вон одна уже летит…

Ударило совсем близко. Песок, оседая, сыпался на шинели.

— Все тут?

— Двоих нету.

— Хоронят убитых.

Через четверть часа подошли эти.

— Все?

— Нету Охрима Горобца. Сейчас тут был и как сквозь землю провалился.

В это время с горы кубарем скатился человек.

— Котелок забыл,— пояснил Охрим и стал привязывать его к ремню.

— Всех собрали?

— Всех.

— Шагом марш!

Чохов выскочил из окопа первым. Склон был крутой, и люди не шли, а сползали с него.

Наконец двинулись по дну лощины, стараясь как можно меньше шуметь. Капли дождя стекали с верб, мягко падая на песок. Впереди разорвался снаряд, потом второй, третий, и загудела, загремела высота, покрываясь сплошными сполохами: немцы били длинными очередями, настойчиво, люто. Старались смешать людей с землею, но высота жила, откликалась. Трр-ата-та-та, др-р-р-р — доносилось оттуда, не смолкая ни на минуту, становилось все злее и яростнее. Грянул страшный взрыв, и наступила такая тишина, что было слышно, как дышали в лощине притаившиеся люди.

— В минный склад попало,— огорченно проговорил кто-то.

— Чумаченко?

— Есть.

— Разведайте, что там на высоте.

Чумаченко побежал яром. Он хорошо знал местность и через несколько минут оказался возле расщепленной вербы, откуда нужно было сворачивать налево и карабкаться вверх. Не останавливаясь ни на минуту, погружаясь по колени в песок, он лез все выше и выше. Пот градом катился по лицу и шее, гимнастерка стала мокрой, ноги — тяжелыми и непослушными.

«Что это? Что это? — спрашивал он себя, озираясь вокруг и не понимая, где находится.— Где ж это я?»

Чумаченко упал на колени и начал ощупывать землю руками, не веря своим глазам. Он то полз вперед, то возвращался обратно, но не узнавал того места, где сражались его товарищи, и ему казалось, что он попал не туда, куда нужно. Будто нечистая сила водила его по этому пустырю, где не было ни окопов, ни людей, ни даже следов их пребывания здесь. «Что же это такое?» — шептал он. И вдруг увидел, что впереди что-то чернеет. «Плетень. Это плетень, которым маскировали окопы»,— подумал он и быстро пополз к нему, но, не успев прикоснуться, в ужасе отпрянул: из песка торчала человеческая рука и шевелила пальцами. Чумаченко кинулся разгребать песок, быстро, по-собачьи, ломая до крови ногти, но не ощущая боли. Рыл, думая лишь о том, чтобы поскорее отрыть. При нем была лопатка, но он забыл о ней и рыл руками. Песок скрипел на зубах и резал глаза. Так он откопал троих, но они уже были мертвы. Тогда ему показалось, что эти люди умерли потому, что он слишком медленно рыл, и он начал работать еще быстрее, с ожесточением разгребая песок, готовый грызть его, как самого лютого врага. Вдруг Чумаченко уловил слабый стон. Он бросился на этот стон, который, как ему казалось, слышался слева. Но он ошибся. Чумаченко побежал дальше и на склоне высоты, выходившей фронтом к передним позициям немцев, увидел засыпанного по пояс человека, который пытался выбраться из песка. Он прерывисто дышал, и голова его бессильно клонилась набок. Чумаченко начал быстро откапывать несчастного, и вдруг в свете ракеты, взлетевшей откуда-то снизу, увидел устремленный на него тусклый взгляд и узнал лейтенанта Дороша. Чумаченко подхватил его под руки, рванул к себе. Лейтенант застонал и, теряя сознание, беспомощно ткнулся головой в грудь сержанту. Чумаченко взвалил его на спину и понес вниз, туда, где его ждал Чохов с бойцами. От быстрой ходьбы перехватывало дыхание, пот заливал глаза, в горле першило. Но боец почти бежал, широко расставляя ноги, чтобы не упасть, чувствуя, как немеет спина под тяжестью ноши.