Василий Золотов - Земля горячая

Идем уже несколько часов, а белый Шивелуч все так же рядом с нами. Кажется, рукой подать, а ведь до него семьдесят километров! Слева, упрятанный в облака, вознесся к небу Ключевской вулкан. Берега становятся все зеленей и зеленей. Тишина. Река зеркальна. Тайга и заснеженный Ключевской вулкан перевернуты вверх ногами перед носом нашего катера. Даже жалко, как он ломает, вспарывает форштевнем утреннюю свежесть. А вот и Пристань — рай земной, теплынь! Босые мальчишки бегают по песку. Тополя и черемухи совсем зеленые. Остов строящейся деревянной баржи на стапелях, горы свежей, пахнущей лесом клепки… А вот и Ключевская сопка. Облака развеяло и — не могу объяснить, что за картина открылась перед нами!.. Бог мой, какая красота! Стоит этакий великан пятикилометровой высоты, покуривает белесым дымком, царственно грозный, молодцеватый, ослепительно сверкает на солнце заснеженным оплечьем. Снег чистый-чистый…

Катер пришвартовался к берегу. Мы сошли на дебаркадер. Я увидела в руках Вани небольшое растеньице.

— Ваня, что это у тебя?

— Цветок, каскара. На Командорах растет. Всегда зеленый, ни ветер ему, ни снег не страсны. В июле белым цветет…

Я смотрела на Ваню, и он сам казался мне чем-то похожим на этот вечнозеленый цветок кашкару. Растет в снегу и верит, что будет, обязательно будет и солнце, и тепло, и пора цветения… Я вспомнила и девчат с баржи — загорелых, кричащих нам вслед что-то веселое. Может, эти девчата — прямые потомки «камчатского Ермака» Атласова. Во всяком случае, здесь живут смелые, сильные люди.

Не знаю почему, но мне вдруг очень захотелось оказаться вместе с этими девчатами на барже, проплыть с ними по всей Гремучей, увидеть голубую реку Николку, побывать на теплых нерестовых озерах, полюбоваться лебедями…

Но, сойдя на берег, я сразу попала в водоворот шумной обыденной жизни, и это желание сразу как-то отошло на второй план.

В деревообделочном комбинате мне пошли навстречу, согласились отправить груз вне очереди. Я помогла оформить погрузочные ордера, сама заполнила коносаменты, подсчитала тариф, потом проинструктировала наших работников на пристани, как правильно определить плату за перевозку груза по реке, и на третий день стала собираться домой.

Домой… Признаться, меня совсем туда не тянуло. Раза три я говорила из Пристанской гостиницы по телефону с Кущем.

В Усть-Гремучем ничего нового не было. Правда, Валентин будто бы собирался на перегон плавкрана из Корсакова к нам. Что ж, пожалуй, будет лучше, если он уедет.

Я за эти три дня твердо решила порвать с ним. Жить вместе мы все равно не сможем — чужие друг другу люди мы.

Трамвай отходит завтра утром. На реке, в пути, я снова немного забудусь.

Я смотрела из окна гостиничного номера на склоны заречных сопок, покрытых каменной березой. Верхушки берез дымчато зеленели.

Цепочка гусей летела на север.

Вдали маячила шапка Шивелуча.

Первозданная красота долины волновала меня. Говорят, бесподобны Альпы. Не знаю, может быть, это и так. Но того, что я видела по берегам Гремучей, раньше я нигде не встречала. Голубые тени сопок, молодая, нежная зелень, грустная, светлая мелодия Шопена, доносившаяся откуда-то с реки, — все это находило в моей душе отклик, причиняло щемящую боль. Первая, трудная моя весна… Где же оно, мое счастье?

Раздумья мои прервал стук в дверь. Кто-то робко приоткрыл ее.

— Простите, вас зовут к телефону, — сказала уборщица гостиницы тетя Поля.

Я вышла в коридор. В дверях столкнулась с Ваней. Он спешил ко мне.

— Пошли! — увлекла я его за собой, и мы понеслись по коридору.

Звонили из Усть-Гремучего. До моего слуха донесся голос Шуры:

— Галинка, немедленно выезжай! Тебя срочно вызывают в управление!.. И еще — медвежонок…

— Что, что с ним? Что с Малышом? Говори же, не тяни!..

— Нет больше Малыша… Сегодня ребята зарыли его на берегу океана…

Телефон умолк, связь прервалась. Я видела, как у Вани вдруг вытянулось лицо. Дрожащей рукой положила трубку на рычажок.

— Я так и знал… — тяжело вздохнул Ваня. — Все это, однако, из-за него… — Он достал из кармана деревянного божка, как-то боязливо посмотрел на него и тут же снова упрятал в карман.

Я невольно вспомнила, как случайно унесла эту деревянную куколку и как потом Ваня дважды ходил на охоту… Мне стало смешно и в то же время горько. Нелепые суеверия вплетались еще в мои беды. «Кровожадны эти камчадальские божки», — подумала я.

Ваня очень тихо сказал:

— Сыбко не горюй, Ивановна… Достану другого… — и взял мою руку в свои теплые широкие ладони.

К полудню мы с Ваней были уже в Усть-Гремучем. Я вышла на берег океана — что-то новое, до сих пор не виданное было в его облике. Он отливал густой синевой весеннего неба. Сощурив глаза, я смотрела, как шумно пенилась, надвигаясь на берег, темно-фиолетовая волна. Топорки, кося крылом, с жалобным криком носились над пенистыми гребнями. Вода медленно вздымалась, становясь прозрачной, как глыба кристалла. В ней мелькали черные тени маленьких рыбешек и водорослей. Вот высоко взметнулась еще одна огромная волна. Косматый ее загривок вздыбился угрожающе. Затаив дыхание я ждала, когда водяная стена разобьется. Она становилась все выше, словно бросала вызов нашей кошке. Я едва поборола в себе чувство безотчетного страха, которое вскоре утонуло в глухом гуле, в последнем дыхании волны, когда ее бег по глади океана пришел к концу и она обратилась в беспорядочную взбудораженную пену. И уже передо мной был не гремящий вал, а нежный, похожий на веселый смех ребенка, звонкий ломающийся всплеск.

Первый из знакомых, кого мы с Ваней увидели на пирсе в Усть-Гремучем, был Лешка Крылов. Он стоял к нам спиной у носа своего новенького катера в сдвинутой на ухо мичманке и что-то записывал.

— Леха! — крикнула я.

Он оглянулся и весело заулыбался:

— Здорово! Уже прикатили? А я вот… понимаете, сдаю красавца.

— Посему? Тебя сто, сняли? — воскликнул Ваня.

— Э, нет, меня с повышением поздравить надо! А вы и не знаете ничего? Вот друзья! Хорошо, что успели вернуться, а то бы и не застали нас…

— Как это не застали? Куда ж ты собираешься? — спросила я.

— Идем в Корсаков за плавкраном. И знаешь, кто ответственный за перегон?

— Кто?

— Игорь!

— Кто-кто?.. Игорь? Как же он в Корсакове оказался?

— Радиограмма подписана им. Он-то и просил направить меня капитаном. Понимаешь?

Меня обожгла мысль — Игорь рвется сюда!.. Нет вызова — так он другим путем… Лешка тем временем продолжал:

— Я иду капитаном! Такого крана сроду не видел Усть-Гремучий! «Блейхерт»! Соображать надо. Был бы ты дома, — повернулся Лешка к Ване, — тебя б взяли радистом.