Василий Золотов - Земля горячая

«Остаюсь на бюро»! — горько усмехнулась я. — У них бюро… А куда мне деваться?..»

Не ответив Шуре, я повернулась и пошла к выходу.

— Галина, куда же ты? А ключи!..

Река в ночной тиши давала о себе знать то тихими, то вдруг шумными всплесками. По этим всплескам можно было догадаться о том, как у лобастых яров сильные струи закручивались тугими пружинами, устремляясь в глубину сосущими воронками, и как они выбрасывались наверх донной, гневно кипящей водой. А чуть подальше, за излучиной, усталая река отдыхала на голубоватых песках, становилась чистой и совсем спокойной…

Я шла медленно, а голову ломило так, будто кто-то беспощадно стискивал ее железным обручем. Неожиданно я подумала:

«Пойду домой, может, Валентин ушел к родным.. Валентин… Ведь ближе его у меня когда-то никого не было на кошке. А сейчас?.. Люди, которых я считала настоящими друзьями, — Шура, Бакланов, — все, все отвернулись от меня.

Может, действительно ближе Валентина и нет у меня никого?..»

Окно нашей комнаты освещено. Я поднимаюсь по ступенькам. Вот и дверь. Открыв ее, я вхожу в коридор, опускаюсь на ящик из-под папирос — «берлогу» Малыша — и горько рыдаю. Рядом появляется Валентин, прибегают бабушка, Наталья Ивановна.

Валентин победоносно, с каким-то жестоким торжеством смотрит на меня.

— Пришла? Так, так… Значит, тебя в бюро не избрали… А Батю?.. — спрашивает он.

— Да что ты меня со своим Батей равняешь, с этим карьеристом! — взрываюсь я вдруг. — Я… я… все отдавала…

— А тебя кто-нибудь благодарил, а? — прошипел беспощадно Валентин. — Тогда скажи: кто? Вот тебе и награда. Получай! Сидела бы уж лучше дома… И что тебе дала партия?..

Словно щепотку соли бросил кто-то на свежую рану:

— Что дала мне партия?.. — вскочив, повторила я. — Что?.. Да как ты посмел, подлец! Понимаешь ли ты, что говоришь? Партия — моя жизнь! В ней мои радости, радости того большого, что она совершила, того великого, что собирается совершить!..

И тогда я подумала: «Ведь партия строга по-матерински. Даже наказывая, она хочет поднять человека».

Тут вдруг я вспомнила о Малыше:

— Что случилось с медвежонком?

— Не знаю, — тихо ответила бабушка и ласково поцеловала меня. — Пойдем к нам, голуба, отдохнешь…

— Я отравил твоего медвежонка! — выпалил вдруг Валентин. — Туда ему и дорога!.. Поперек горла мне он…

У меня все похолодело внутри.

— Негодяй! — крикнул вошедший с улицы Александр Егорович. — Ты сам поперек горла стал людям.

— Никому нет дела до того, как я живу!

— Нет, есть! Не дадим портить жизнь человеку…

— Пошли вы все!..

Не успел он произнести это, как дверь из комнаты Толманов отворилась и на пороге показался Ваня.

— Однако, плохой ты селовек, Валька, сыбко плохой. Уходи из насего дома! Я все слысал. Уходи! — как-то очень сурово и твердо сказал Ваня.

— Уж не ты ли собираешься меня отсюда выгнать?

Впервые я видела Ваню таким негодующим — руки его дрожали, он был полон решимости. Рядом с ним встали бабушка и Александр Егорович.

— Уходи! — повторил Ваня.

Что заставило их вступиться за меня?..

Александр Егорович, когда за Валентином закрылась дверь, обнял меня и сказал:

— Ну, Галина, шторм кончился, теперь тебе только бы не попасть в мертвую зыбь…

Океан, как огромная чаша, наполненная тишиной до самых краев, печально отливал холодной синью.

Я шла к лесному причалу. На душе было неспокойно и грустно. Кто-то из матросов стоял на берегу и задумчиво пел:

Слова песни острой болью жалили сердце. Сколько дней прошло с тех пор, как в мой дом вошла беда. На душе пусто и холодно. Кто же отнял у меня дорогое, близкое с детства имя? Нет больше Борьки Шеремета! Он погиб у Сахалина во время шторма вместе с плавкраном, который ребята перегоняли сюда, на Камчатку… Игорь и Валентин остались живы. И хотя шторм разразился далеко от камчатских берегов, как ни странно, грозное его дыхание пронеслось и над моей головой…

С тех пор тревога не оставляет меня. Я пыталась осмыслить, что же произошло в моей жизни и в жизни людей, близких мне. Разрозненные факты, подобно крупинкам металла, привлекаемым незримой силой магнита, вдруг устремились в одном направлении — в центре их притяжения возникал утонувший плавкран, порой мелькали обрюзгшее, каменно-холодное лицо начальника порта Булатова и грустное, полное недоумения — моего бывшего мужа Валентина…

«Швы разошлись…» — вспомнила я последние слова радиограммы с тонувшего плавкрана. Тогда я почему-то сразу, как только прочла радиограмму, перенесла смысл ее слов на нашу с Валентином жизнь. А сейчас мне кажется, что в те минуты дали трещину не только судно и наши семейные дела, но и булатовщина со всей ее самонадеянностью и грубой волей.

Пронеслось дыхание шторма над моей головой, отшумел, отбушевал он, а на душе так и не стало тихо…

Припомнились слова Александра Егоровича: «Шторм кончился, Галина, теперь бы тебе только не попасть в мертвую зыбь». Сейчас мне кажется, что я все же попала в нее…

В ту памятную ночь, как только закончилось отчетно-выборное собрание, я твердо решила, что расстаюсь с Валентином навсегда, а сейчас… Сейчас они оба в беде — и Игорь, и Валентин… Говорят, что за гибель плавкрана кто-то должен пойти под суд. Кто?.. И тот и другой далеко отсюда. Там, в Корсакове, началось расследование, и пока ничего не известно. Я хотела немедленно лететь на Сахалин, Булатов дал мне отпуск — подумал, наверно, что я лечу к Валентину… Вовремя спохватилась и отказалась. Зачем давать повод для сплетен? Шура мне тоже не советовала лететь. И вот я жду приезда Игоря… Все эти дни хожу как во сне. О ком больше я думаю — об Игоре или о Валентине, сама не знаю. Трудно понять, что не дает мне покоя — любовь или жалость. Может быть, и то и другое. Любовь — к одному, жалость — к другому. Но ведь жалость унижает человека!.. Может, и меня тоже вот так жалеют? После собрания, а особенно после гибели плавкрана, все будто сговорились — не оставляют меня одну, бросают в самую гущу дел, чтобы я увлеклась, забылась. А раньше я думала иначе: не избрали в бюро, — значит, все кончено. Получилось же наоборот. Я почувствовала, что во многом нужна людям. Поручений дают мне больше, чем когда я была членом бюро.

С начальником коммерческого отдела Кущем мы договорились начинать рабочий день с обхода районов порта и разделили территорию пополам. Дудакова оставили в покое: человек в годах, а нам побегать с утра полезно — вместо физзарядки.