Василий Золотов - Земля горячая

— Ну ладно, — прервал мои невеселые мысли Бакланов, — ближе к делу. — Александр Прокофьевич пододвинул телефон поближе к себе. — Не знаю, какое решение будет принято, но поговорить необходимо. — И он снял трубку.

— Начальника порта… Семен Антонович? Доброе утро, извини, что я с утра беспокою тебя. Дело вот в чем. Ты вчера, наверно, не заметил — кадровики подсунули тебе приказ… Какой?.. Да об упорядочении штатов, а точнее — об увольнении Дудакова… Ах, заметил?.. А как же тогда ты не согласовал это со мной?.. С начальником портофлота не положено? Но не забывай, что я и секретарь парторганизации порта…

Булатов что-то говорил, а лицо Бакланова становилось все суровее и суровее.

— Так… так… Ну, вот что, дорогой Семен Антонович, должность начальника портофлота я не сдам, а секретарем меня члены партии избрали. Ты уж как хочешь, но на бюро мы этот вопрос поставим, непременно поставим…

Булатов, очевидно, перебил его.

Бакланов сжал руку, державшую приказ, в кулак.

— Запомните, Семен Антонович, — сухо и официально отчеканил Бакланов, — на побегушках у вас не буду. Если хотите потолковать, заходите ко мне. А насчет Дудакова советую подумать. В обиду хорошего человека не дадим.

Семен Антонович сказал, видно, что-то такое, отчего Бакланов тихонько выругался.

— Я не диктую, я только советую подумать. Вечером встретимся, — сказал он резко и бросил трубку.

— Иди, Галина, работай, — уже спокойно сказал Александр Егорович. — Все будет хорошо, иди. Тьфу, приказ весь измял!.. Сунь-ка его куда-нибудь под ненужные бумаги…

Камчатская навигация коротка. Река Гремучая просыпается в мае, а в октябре ее снова сковывает лед. За это время нам надо перевезти столько грузов, что если их сложить вместе на берегу, то вырастет новая сопка, не ниже тех, что стоят вдоль реки в белых снеговых шапках.

Ранним утром, когда река еще не сбросила покрывало тумана, наш катерок начал выбиваться на стремнину. Ему трудно тащить баржу против течения, он то и дело жмется к берегу, где вода потише. Но и тут того и гляди налетишь на топляк.

Волны рыжими языками лижут борта, бегут все быстрей и быстрей. Вода словно закипает. Это — перекат. Буксирный трос звенит струной. Катер пляшет на волнах.

А потом снова тишина, и лиственницы по берегам не шелохнутся, слушая, как стучит мотор нашего трудяги-катерка.

Мы спешим. Везем муку, кондитерские изделия, промтовары, приемники и телевизоры для камчатского люда.

А у меня — служебная командировка: надо посмотреть, сколько топляка застряло, да кстати, не сидят ли на перекатах плоты. Заодно надо урегулировать дела со сплавным рейдом: проверить, как оформляется документация на буксировку плотов. Минц посоветовал мне идти с баржей, потому что «на трамвайчике только успеешь полюбоваться природой, а речного хозяйства не разглядишь».

Утро великолепное, и река вся в солнечных бликах, будто в глубине ее зажглись сотни маленьких солнц. Среди этих ярких пятен тяжело идет наш маленький катер. Берега реки выглядят совсем по-другому, чем тогда, в мае. Вокруг зелень; на фоне белоснежных, слепящих глаза вершин вулканов стоят кудрявые красавицы лиственницы. А внизу буйно цветет розовыми островками шиповник.

Хорошо, когда уползает за сопки холодная камчатская зима!

— Галина Ивановна, идите сюда, — раздался из рубки голос капитана.

С ним я познакомилась вчера в коммерческом отделе. Он — из старых речников, у которых, по словам Булатова, есть голова и руки, но нет «корочек», то есть дипломов. Реку капитан знает как свои пять пальцев. Иван Иванович Смирнов плавает по Гремучей с 1932 года, водит пассажирский трамвай. Но вот уж с неделю как на реке аварийное положение, и капитаны отказываются выходить в рейс: два катера уже поломали винты о топляки и стоят теперь в ремонте. Булатов уговорил Смирнова сходить в рейс с баржей, показать, как он выразился, «этим дипломникам» класс работы.

Обстановка на реке действительно угрожающая. Я вижу застрявшие то там, то тут плоты. Густо идут бревна.

Кущ попросил Смирнова взять меня в рейс, мне он наказал «посмотреть реку глазом коммерсанта», а потом этим же «глазом» проверить на сплавной базе все документы на отправку плотов.

Ехать не хотелось, но что поделаешь — работа! Тем более что в отделе остались только мы с Кущем: Дудаков уехал в районный центр.

Я поднялась в рубку. Отсюда виднее, что делается впереди.

— Сидит! — указал мне рукой на плот Смирнов. — Это уже третий.

— Вижу…

— И вот так каждый год лесники засоряют реку.

— Неужели ничего нельзя сделать?

— Можно, да невыгодно. Вы думаете, почему топляки торчат? Да потому, что бревна пускают россыпью, как говорят, молевым сплавом. Лесникам удобнее так, чем вязать плоты. Черт бы их побрал! Придется стопорить.

— Почему?

— Надо помочь ребятам стянуть плот. Толкнем разок-другой, пусть тащат. А вы тем временем сходите на берег, погуляйте. Идите вверх по реке, догоним… Может быть, боитесь?

Мне почему-то стыдно было признаться в том, что я действительно боюсь, и Смирнов, очевидно заметив это, сказал:

— С вами пойдет матрос, жимолости насобираете. Она сейчас хоть и зеленовата, но компот из нее превкусный получится. Не пробовали еще камчатской ягоды?

— Нет…

— Тогда попробуйте.

И вот мы на берегу. Сколько цветов!.. Я стала собирать их. Лилии, желтые и красные, с чашечками, полными света и тепла.

— Сюда, сюда! — закричал матрос.

Я побежала по тропинке вдоль реки. Странно: вверху на сопках снег, а здесь душно от зноя. Я сняла куртку, перекинула через руку. Хорошо! Можно с утра до ночи бродить по солнечным склонам сопок.

Матрос стоял у куста жимолости и бросал ягоды в ведерко.

— Помогите-ка мне насобирать ягод! Хочу посмотреть, как будут плот стягивать. Мне еще и обед команде надо готовить.

— Обедом займусь я сама, как только вернемся.

— Что ж, спасибо.. А знаете, в этом году много будет ягоды — жимолости, малины, ежевики… Посмотрите, сколько завязи! Вон уже кое-где и ягодка наливается.

Я посмотрела на заросли малины и вдруг обомлела от ужаса: метрах в двадцати от нас, в малиннике, стоял огромный медведь.

Медведь был действительно великан, почти черной масти, с белой манишкой во всю грудь. Продолжая кормиться, он лениво бродил по зарослям, изредка опускался на лапы, с наслаждением лакомясь кислыми муравьями и личинками. Собирая эту дань, он то и дело поднимал мурло — ждал, не потянет ли от реки запахом большой добычи. И вот он увидел меня…

— Медведь!.. — закричала я и, не помня себя, понеслась к берегу.

Матрос бросился за мной. Только у самой реки мы остановились, тяжело дыша.

— Кто это за вами гонится? — громко спросили с баржи.