Римма Коваленко - Жена и дети майора милиции

Тамила шла по липовой аллее и вдруг почувствовала себя молодой, легкой, словно вырвавшейся из времени, из всех своих бед и забот. День был воскресный, солнечный. Уже сейчас, несмотря на утреннюю прохладу, что-то тоненько звенело в воздухе, обещая жару. Тамила шла по кладбищу, как по парку, и думала, что ко всему привыкает человек. Еще совсем недавно кладбищенские деревья, оградки, памятники наполняли сердце острой печалью и тревогой, а сейчас они сложились в привычную картину. Возле могил работали люди, бегали дети по узким дорожкам. На новом участке, там, где не было больших деревьев, поливали тоненькие саженцы. Водопровод, где брали воду, находился у противоположного входа. Тамила издали увидела очередь с лейками и ведерками. Она решила, что сначала подойдет к Сашкиной могиле, посидит там, передохнет, а потом уже пойдет к водопроводу, как вдруг увидела, что кто-то стоит в очереди с синей вазой в руках. Тамила чуть не крикнула: «Позвольте, это же ваза моя!» Но не крикнула, остановилась и стала успокаивать себя: «Может, это просто похожая ваза. Или кто-то взял с Сашкиной могилы, чтобы принести воды, полить цветы, потом поставит на место…» Но непоправимое уже случилось. Она узнала женщину. В клубе милиции она была в узком костюме, юбка с разрезом, светлые волосы, сколотые сзади в пучок. А сейчас женщина была в полосатом платье, белом с синим, и в руках в цвет платью синяя ваза. Тамила вышла на тропинку, остановилась и стала ждать. Тропка узенькая, не разминуться.

— Здравствуйте, — сказала женщина, остановившись от нее в шаге. — Я принесла цветы и вот несу воду.

Она не была смущена, смотрела на Тамилу светлыми приветливыми глазами. Веяло от нее не только спокойствием, но и уверенностью, как будто знала она за собой способность вызывать к себе с первого взгляда интерес и уважение.

— Это моя ваза, — все-таки сказала Тамила, хотя им обеим это было известно без всяких слов.

Женщина ничего на это не ответила, и взгляд ее стал вопросительным: долго мы так будем стоять? Тогда Тамила повернулась и пошла, и женщина, поотстав немного, последовала за ней.

Возле могилы на лавочке лежали крупные темно-красные розы. Кажется, такие же, какие она тогда приносила в день похорон. И еще она тогда поцеловала Сашку в лоб. На глазах у всех. Тамила не знала, что делать. А женщина, как и все, что она делала, спокойно, не спеша взяла розы и стала по одной опускать в вазу. Тамила почувствовала, что рухнула в ней жизнь, и удивилась, что стоит на ногах, не рассыпалась в прах.

Так нельзя! Человека нет, но у него остались на земле жена, мать, дети. И с ними надо считаться. «Ей, наверное, надоело прятаться, когда он был жив, — подумала Тамила, хотя секунду назад была охвачена только предчувствием и ни о чем таком определенно не думала. — Эта женщина наверняка всегда меня ненавидела, и сейчас ей доставляет удовольствие мучить меня своими розами». Подумав так, Тамила вытащила из вазы цветы.

— Эта ваза не для роз, — сказала она, — у нее другое назначение. И вообще я решила ее унести домой.

— Хорошо, пусть будет так, — ответила женщина. — Напрасно вы волнуетесь, всё это не стоит того.

Эта женщина не знала, какую боль доставляет своими словами.

— Что «всё»? — спросила Тамила. — Что вы имеете в виду? И с чего вы взяли, что я волнуюсь? Я понятия не имею, кто вы такая и почему я должна волноваться.

— Прекрасно знаете, кто я, — ответила женщина, и в голосе ее была досада: зачем, мол, нам разыгрывать комедию?

«Он вас любил?» — Тамила хотела выговорить эти слова, но не смогла.

— Больше, пожалуйста, не приходите сюда, — сказала Тамила, — он умер, его нет, и незачем бросать на его жизнь тень.

Тамила не смогла обойтись только словами, она подкрепила их действием, подняла розы и бросила их через ограду могилы. Женщина даже не глянула в ту сторону, куда они упали. Она лишь с сожалением пожала плечами и пошла по тропке. Шла прямая, независимая, не уронившая себя ни упреком, ни оправданием, и одним этим правая перед Тамилой. А та глядела ей вслед и уже готова была догонять, что-то выяснять, оправдываться. У одних твердый характер, у других такого нет. Тамила собрала брошенные розы, сунула их обратно в синюю вазу, поставила ее на выступ обелиска. Ну, была у Сашки подпольная любовь. Вот эта самая прекрасная дамочка. Ну, рыдай, обвиняй, убей эту дамочку. Когда же он успевал ее любить? Значит, не всегда были дела, не всегда он выезжал на свои оперативные задания? Но ведь в последние годы он не выезжал на эти задания. Значит, раньше? Но раньше он любил свою Таню Милую больше всех на свете. И потом, конечно, любил, но тогда самозабвенно. Больше матери, больше детей. Сам говорил: «Тебя больше всех, а их всех уже потом, причем по убывающей, меньше всех Василия». Тамила не верила, что он говорит всерьез, и набрасывалась: «Стыдись! Своего первенца, красавца и умницу, меньше всех?» — «А что мне с тобой делать? — отвечал Сашка. — Ведь из-за тебя я люблю их неравномерно. Где я этой любви наберусь на всех в равном количестве?» Он ей просто вдолбил в голову, что она на всю жизнь первая и последняя его любовь. Она ему говорила:

«Сашка, ты просто привык говорить мне о своей любви. Любовь, наверное, давно уже прошла, но тебе выгодно мне это говорить».

«Выгодно? — удивлялся Сашка. — В чем же выгода?»

«Ну, у меня от твоих слов хорошее настроение, — сказала она, — мы не ссоримся, и я в ответ на твое вранье люблю тебя по-настоящему».

«Знаешь что, — предложил он, — давай я тебя буду так обманывать всю жизнь, до глубокой старости».

Она была уверена, что это шуточки. А он, оказывается, не шутил. И обманывал. И от этого обмана ей сейчас плохо.

Она впервые увидела эту женщину в день похорон. Но догадалась, кто это: Валерия. Работает в театре. Художница. Сашка о ней рассказывал. Он тогда подружился с директором театра, консультировал, принимал участие в постановке нового спектакля о работниках милиции. Пришел однажды вечером домой, и Тамила увидела, как его перевернуло. Глаза перепуганные и в то же время сияющие. Ночью она проснулась, а он стоит на кухне и смотрит в окно.

«Что случилось?» — спросила она, уже переполненная предчувствием беды.

«Ничего, ничего, — очнулся он и поспешил ее успокоить. — Все пройдет. Так, кое-какие мысли. Режиссер попросил написать меня свои соображения по поводу пьесы. Вот я и обдумываю».

«Ты больше туда не пойдешь, — сказала Тамила. — Сашка, поклянись, что ты больше туда не пойдешь».

«Ты что? Ты что? — всполошился он. — Что ты выдумала? И как тебе такое могло прийти в голову?»

«Какое? — спросила она, задыхаясь от горя. — Что ты имеешь в виду? Почему ты сразу понял, о чем я говорю? Сашка, скажи мне всю правду, мы разберемся и все забудем».