Михаил Колосов - Платонов тупик

Ага, все-таки нашелся человек, который сказал эти слова, предупредил Юрку. Но это случилось, к сожалению, слишком поздно, когда Юрка, повторяю, был уже безнадежно отравлен сладким ядом своего необычного предназначения. И хотя учитель и смягчил свою длинную тираду улыбкой и дружески похлопал Юрку по плечу и сказал мягко: «Вот так-то, друг мой… Чижик… Пыжик…» — Юрка тем не менее обиделся, проворчал:

— Прошу без оскорбления личности.

— Какое же это оскорбление? Шутка, братец, шутка! Вы же зовете меня Судаком? Зовете. Назови: Судак-чудак…

Но Юрка извинительного тона учителя не понял и не принял, затаил на него обиду. Слово «графоман» больно стегануло: Юрка хорошо знал его значение.

Из всех письменных контрольных работ Юрке нравилась одна — на вольную тему. Тут не надо никаких знаний — ни теорем, ни законов, достаточно иметь подвешенный язык да кое-какой навык в демагогии — и успех обеспечен.

Сочинение на тему «Кем я буду», объявленное Марьей-Ванной заранее, Юрке особенно было по душе: он спокойно написал его дома. Из опыта он уже знал, что лучший экспромт — это экспромт, придуманный заранее. Поэтому, когда пробил час, чтобы письменно ответить на этот волнующий вопрос, когда все корпели над сочинением — и над слогом, и над содержанием, Юрка лишь переписывал с черновика свою поэму. Во вступлении к теме он пустился в общие рассуждения о профессиях — как их много и какие они все хорошие и важные: врач и космонавт, ученый и простой рабочий, хлебороб и машинист… И потом, переходя к собственной персоне, Чижиков начал петлять, как затравленный заяц: мол, не знает он пока, кем будет, не выбрал, кем быть наверняка, но кем бы он ни был, он хотел бы быть прежде всего Человеком. В подтексте же читалось, что он мечтает лишь об одном: прославиться на поэтическом поприще.

Это была первая часть его работы. Вторая начиналась со звездочек и была остро негодующей, как у Лермонтова: «А вы, надменные потомки…» Мечты его могут осуществиться, но мешают его великим замыслам разные людишки — завистники и выжившие из ума старцы, которые хотят смять или подмять свободный дух юного гения. Но он не таков, он не трус и не подхалим, он никогда не будет нем как рыба — будь то судак или налим.

Ого, видали, в кого метнул Чижиков стрелы? Бедный Олег Петрович Судаков!.. Но и это еще не все. Сочинение заканчивалось стишком:

Во как обиделся Юрка на учителя, во как отомстил ему!

Сдал работу и ждет. Ждет день, другой, храбрится, а сам с каждым днем все больше дрожит, сердце замирает: чем все это кончится? Не переборщил ли?

А кончилось тем, что его вызвал директор к себе в кабинет. Директор — человек строгий: черные брови всегда насуплены, глаза сердитые, улыбаться никогда не улыбался, меры принимал скорые и крутые. Как только Юрка вошел в кабинет, директор встал из-за стола и, потрясая Юркиной тетрадью, прокричал:

— Это что же такое? И как это прикажешь понимать? — Выждав небольшую паузу, сам ответил: — Это хулиганство! Как ты мог? На учителя!.. Учителя!.. — Он стал листать тетрадь, словно хотел еще раз удостовериться — действительно ли там все так написано, как он прочитал.

В этот момент в кабинет вошел Олег Петрович.

— Разрешите вмешаться, Руслан Иванович?

Директор поднял на него сердитые глаза:

— Я вас не приглашал.

— Но разрешите вмешаться на правах заинтересованной личности?

— Будете защищать?

— Нет. Там нечего защищать и не от чего защищаться. Я не знаю, почему Мария Ивановна вдруг запаниковала: пустое ведь все это. Ну что такого?

— Он обозвал учителя! Как «что такого»?

Олег Петрович поморщился:

— Чепуха! Эта считалочка существует, наверное, лет двести, ее выкрикивают дети в игре, подставляя нужные слова. Только и всего. Я с ходу приведу вам с десяток таких стишков — и авторских, и фольклорных. Ничего тут оригинального нет.

— О какой оригинальности вы говорите? Он обозвал учителя, оскорбил!

— Не обозвал. Сделал лишь намек. Отпустите его с миром, не делайте из него еще и великомученика.

Директор посмотрел на Олега Петровича, на Юрку, сунул ему тетрадь.

— Если бы это не было написано в стихах, я выгнал бы тебя из школы. Возьми и порви. Иди!

Юрка вышел, Олег Петрович покрутил головой досадливо:

— А вот это зря вы сказали…

— Что же?

— Насчет стихов. Его и так развратили, а это ему еще больше вскружит голову.

— А вдруг?.. Попадешь еще в историю…

— Ничего вдруг не бывает. И тут ничего не будет. Несчастный он человек. Когда осознает — будет поздно.

В коридоре под дверью стояла Марья-Ванна и с нетерпением ждала конца экзекуции. Увидев Юрку, она кинулась к нему:

— Ну что?

— А ничего!

— Ты пойми, Юрочка, я ведь не могла такое скрыть… Я обязана была… Но зачем же ты так? Остановился бы на первой части — как хорошо все было бы!..

— Да вы не волнуйтесь, Марья Ивановна: все о’кей!

В класс Юрка вошел героем, победителем: держа высоко над головой тетрадь, он прошествовал на свое место.

Лишний раз убедился Юрка, какая великая сила — поэзия! Прямо магическая. Такой строгий директор за такое деяние отпустил с миром и даже мать не вызвал! Вот это да!..

Марья Ивановна рассказывала о декабристах, главным образом о писателях-декабристах — о Рылееве, Бестужеве, Одоевском и конечно же о Пушкине. Потому что отрабатывалась тема «Пушкин и декабристы». Но начала она с Радищева, с его книги «Путешествие из Петербурга в Москву».

Какие люди были! Цвет тогдашней России. Образованные. Смелые, бесстрашные, самоотверженные. Какие стихи они писали против царя, против царского правительства! Пушкин прямо называл царя деспотом, а царских сатрапов изничтожал острыми эпиграммами. В борьбе против самодержавия, в борьбе против крепостничества закалялась и мужала гражданская поэзия в России.

Рассказывает Марья Ивановна вдохновенно, с доскональным знанием материала, изредка поглядывает на Чижикова, будто одному ему предназначен этот рассказ. А Юрка слушает и представляет себя на месте Пушкина, и кажется ему, что и он поступил бы точно так, и он ответил бы царю: «Я был бы с ними…» И сказал бы, если бы заранее знал наверняка, что дело кончится легким порицанием, а через сто — двести лет об этом будут рассказывать ученикам и восхищаться его мужеством.

Борьба, борьба… Послушать Марью-Ванну, так все писатели всех времен только и делали, что боролись против власть имущих. А как же быть ему, когда уже все, что надо, свергли, всех, кого надо, победили?..

— Чижиков, тебе персональное задание: подготовь самостоятельно доклад на тему «Пушкин как борец против самодержавия и крепостничества».