Евгений Гущин - Небесное созданье

Стянул с правого плеча лямку рюкзака (на левом носил ружье), развязал стягивающий шнур и сунул мешочек в нутро сразу потяжелевшего рюкзака. Он вдруг почувствовал озноб азарта. Глаза его сами собой забегали по снежным наметам, и в сторонке приметил еще несколько характерных лунок. Его так и потянуло к ним, но у него нашлись силы охладить азарт.

— Хватит, — жестко сказал сам себе, — его и в одном мешочке — заглаза. — Это ему подсказывал не разум. Предупреждала осторожность, что два мешочка — явный перебор. — Все. Отходи, — приказал сам себе.

Вытащил из кармана рюкзака самодельные лопаточку и совок, с помощью которых выставлял соболиные капканы под след и принялся заметать собственные следы. В первую очередь тщательно заровнял лунку совком, подсыпав в нее снега и пригладив поверхность. Потом лопаточкой, вскользь, сыпанул снежку, чтобы он тонким слоем рассеялся и придал месту естественный вид нетронутости. Оглядел дело своих рук — получилось ладно. Усмехнулся криво, одной щекой. Вот уж не думал, что под склон лет придется по-воровски заметать свои следы. Но назад ему теперь пути нету.

Пятясь назад, Алексей подсыпал снег в углубления своей лыжни, заглаживал полукруглым совком и энергичным взмахом лопатки припорашивал сверху. Оставалось еще былинки воткнуть на месте своего отхода, как он это делал для соболей. Но мужики, которые придут сюда, — не дурней его, они наверняка знают охотничьи уловки, и воткнутые былинки выдадут его с головой. Так что это — тоже перебор, от которого надо отказаться.

От контейнера до трупа усатого летчика было метров одиннадцать, и весь этот путь Алексей замел с величайшей тщательностью, не допуская никакой небрежности. Придирчиво посмотрел со стороны — человеческая нога не ступала. Ну а если еще волки набродят да вороны подсуетятся, то и вовсе скроют мельчайшие огрехи, коли они есть. Придут спасатели и сразу определят: охотник подходил к трупу усатого летчика, а к золоту, которое они найдут чуть позже, он — ни ногой. Возле трупа Алексей выставил капкан-«единичку» прямо на виду. Волка столь мелкий капкан не возьмет, да они, зачуяв его, и не подойдут близко. И это все, что он мог сделать для погибшего. И можно уходить в низы.

Чуть не забыл: сумка Алены. Пришлось снять лыжи и лезть в салон вертолета — искать злополучную сумку. Нашел ее в хвостовой части, за последним сиденьем. Рядом с нею лежал автомат Калашникова. К нему Алексей не прикоснулся, подумав, что спасатели этот факт оценят как надо. Да, мол, охотник в вертолете не шарился. Иначе бы уж что-что, а автомат-то взял бы. Такое оружие нынче в цене, его можно сбыть за дорого.

Выбравшись наружу, Алексей подмаскировал снежком вход в нутро вертолета, после чего повесил на тальниковый куст свой закопченный чайный котелок. Теперь сюда ни волки не подойдут, ни вороны не подлетят. Котелок будет их отпугивать неделю, а то и больше.

Теперь пора было уходить, но просто так уйти он не мог — совесть не позволяла. Вздохнув и трижды перекрестившись с поклоном, прошептал: «Царствие вам небесное». Мысленно попросил прощение за свои прегрешения, и медленно побрел в низовье, чувствуя за спиной неуютную тяжесть мешочка.

Время от времени опасливо озирался по сторонам, хотя и понимал: до устья, где подледная Коозу впадает в Пыжу, можно двигаться спокойно. На этом отрезке он никого из людей не встретит, а вот на Пыже может статься всякое. Вполне возможно, что там уже бродят спасатели.

Алексей медленно двигался по следам вспугнутой им волчьей стаи, и волки ему сейчас здорово помогали. Уходя, они среди ледопадов, пропарин и скальных прижимов выбирали самый безопасный и надежный путь. Если бы они вели его до Пыжи, ему бы и задуматься не пришлось, где скатиться с заснеженного валуна и каким краем обойти дымящуюся полынью с черной быстрой водой. Но звери до Пыжи не пойдут, там кормовые угодья другой стаи. Они, скорее всего, выберутся на южный прилавочек, устроят там дневку, а потом, сделав круг, гольцами вернутся к истоку речки Коозу. Но — не скоро.

О поставленных в прошлый раз капканах Алексей не забывал, поглядывал в места постановки. Не прошел и сотни метров, заметил под измочаленными кустами ольхи свежую выбоину. Хороший попался соболек, темненький и с проседью. Поймавший капкан Алексей насторожил заново. Соболи любопытны, их манят потревоженные места и обычно, на выбоине, в заново выставленный капкан влетает и другой любопытствующий кот.

Не успел порадоваться везению, попался еще соболь и точно такой же цветности, то есть парный первому. Из них женская шапочка получится на загляденье. Представил Алену в ней и взволновался. Его залихорадило от азарта, он принялся расставлять капканы на сбежках и даже на одиночных, случайных следах — вдруг пофартит. А еще работал для спасателей. Смотрите, мол, как старательно я опромысливаю угодья. Разве человек, уносящий золото, будет так пластаться ради пушного незавидного заработка?

Да, за спиной у него было золото, но оно совсем не согревало его душу, словно было не его, а чужим, даже в доле. Он привык зарабатывать на кусок хлеба только своими руками и не мог привыкнуть к мысли, что какие-то большие блага могут достаться задаром. Радости Алексей не испытывал от веса мешочка в рюкзаке, его одолевали озабоченность и неясная тревога.

Как Алексей и предвидел, волчьи следы вскоре свернули вправо, на южный склон, постепенно набирая высоту, и затерялись на невидимом со дна русла прилавке. Этим волкам и вправду не было резона спускаться к Пыже. Там постоянно пасется другая стая, раз в неделю пробегая по замерзшей реке мимо Базовой избушки в верха и обратно. Вообще в последнее время волков в тайге расплодилось сверх всякой меры. Да и немудрено: врагов-то у них, можно сказать, не стало. Штатные охотники ими не занимаются. Тем лишь бы план по соболям сделать, да отловить побольше белок. Волк же в промысловом договоре совсем не значится, будто его и в природе нет. Если кто убивает волка, то случайно, когда ненароком прихватит на мясе. А чтобы специально заниматься отстрелом хищников — таких нынче нет. Волчатники были, да повывелись, перешли на пушного зверя. Причина проста и банальна: за волчью шкуру платят мизер. Премий за уничтожение хищников, как раньше, никто не дает. Отстреливать же волков — занятие трудоемкое, хлопотное и дорогостоящее, оно не по силам охотнику без помощи того же леспромхоза. А леспромхозу — не до волков. Он сам чуть жив, едва концы с концами сводит.

Несколько лет назад, по заданию научно-исследовательского института пушнины и звероводства, в котором Алексей по сию пору числился младшим научным сотрудником, но зарплату уже не получал, оттого что наука в стране захирела, он подсчитал, что стае из шести-семи особей на неделю надо для прокорма, как минимум, одного марала. Значит, в месяц им требуется пять штук. В год — шестьдесят маралов. В угодьях Алексея обитает шесть волчьих стай. Это по данным весеннего учета зверей, который он сам проводил. Впрочем, что учет! Он и без учета доподлинно знает, где какая обитает из шести стай. На их годовую прокормку, а марал — основная пища волка, уходит триста шестьдесят маралов! И это только в его угодьях. А сколько по всему леспромхозу? Этого никто не считал, но цифры, конечно же — жуткие.