Александр Старостин - Второй круг

Росанов увидел знакомого техника и взял у него три рубля в долг. А в раздевалке, в собственном комбинезоне, откопал и мелочи.

Пока ехали в переполненном автобусе, Люба беспрерывно болтала. Она подсчитывала, сколько удалось сэкономить на дороге, — выходило очень много. Сюда она приплюсовала оплату стоимости оркестра, почетного караула, цветов и бумажных флажков, также оплату отпущенных с предприятий для встречи трудящихся и студентов — вышла фантастическая цифра.

— Ты так потратился, — сказала Люба, — у тебя еще остались деньги?

— С мелочью около трех рублей.

— Нам этого вполне хватит.

И она затащила Росанова к влюбленному в нее малому, который как-то купил ей французские духи. Она подарила малому цветок, взятый из чужого букета, и в ее честь был устроен банкет. Пили портвейн за рубль двадцать семь и вермут за рубль сорок — ноль семьдесят пять.

А потом Люба целовалась на кухне с каким-то бородатым смазливым типом. Росанова это потрясло. Он сперва хотел сокрушить бородатого типа, но тут же смекнул, что тип не виноват.

Он отвел Любу в сторону и сказал, что она вавилонская блудница (что это такое, он в точности не знал) и направился к выходу.

— Ты что! Дурак? — услышал он, уже захлопывая дверь.

— Мерзавка! Мерзавка! — ругался он. — Все! Финиш!

На другой день он, проклиная себя (в какой уже раз!), пошел ее разыскивать. Но не нашел.

«Я убью этого смазливого типа! — подумал он. — Но где же ее искать?»

И направился к Ирженину.

— Что это с тобой, товарищ Росанов? Ты не болен? Был таким накачанным мужчинкой, и вот из тебя словно выпустили воздух. Покажись врачу.

— Отъемся, — махнул рукой Росанов, — отосплюсь и отъемся.

— Был в отъезде?

— Десять дней. Свадебное путешествие.

— Свадебное? — Ирженин отвернулся.

— Что? — спросил Росанов.

— Все в порядке. То-то, я гляжу, ее нет.

— Она была со мной. Одолжи полсотни.

Ирженин полез в ящик стола и вытащил деньги. Росанов заметил, что пальцы его дрожат.

На стене висел поддельный Андреевский стяг и на нем два Георгиевских креста и медаль.

— Дедовы? — спросил Росанов.

— Да.

— Что у тебя из продуктов?

— Все в холодильнике. Сам доставай. Значит, ты был с ней?

— Ну да. А теперь я послал ее к черту. В гробу бы я ее видел. Ненавижу!

— Как! — Ирженина подбросило в кресле, на котором он сидел.

— А так! Послал, и все. Надоело. Пошел бы я к черту! Захожу в кухню, а она целуется с каким-то типом.

— Не может этого быть!

— Ты плохо ее знаешь. Она и не то еще может выкинуть. Ну я и разозлился. С ней не знаешь ни одной спокойной минуты.

— Странно. А ты сделал ей предложение?

— С чего бы это? К тому же она замужем. Ты разве не знал?

— Кто? Маша замужем?

— Да при чем здесь Маша? Я говорю о Любе.

— А разве Маша… Ведь ты ее любишь…

— Ну, люблю. Но странною любовью. С ней я чувствую себя бабой. Бабой! — повторил Росанов. — А с Любой — идиотом. И я не знаю, что лучше. О-о, если б я знал, что лучше!

Ирженин расхохотался.

— Ты что? — не понял Росанов.

— Бабой! — повторил Ирженин. Ему очень смешным показалось это слово. Он захохотал и иногда с трудом выдавливал из себя: «Бабой, бабой!»

— Да что с тобой?

— Сейчас я тебе разогрею жаркое. Сам сделал по вьетнамскому рецепту. Может, хочешь вина или водки?

— Нет, не хочу. Хочу только есть. Я теперь все время хочу есть. Даже во сне.

После того как Росанов поел, его потянуло пофилософствовать.

— Знаешь, сейчас как-то сама собой вывелась некая популяция женщин. Не пойму, что они такое: ни девушки, ни вдовушки, ни замужние жены. Они равноправие восприняли как-то шиворот-навыворот: умеют выпить, курят и даже матерятся. Часто у них неряшливый вид и фантастическое здоровье. Они, как мужчины, безответственны. Таскаются по каким-то семинарам, выставкам, творческим клубам, слушают какие-то лекции по феноменологии духа, что-то покупают, продают, перепродают, носят чужую одежду, всегда без денег, всегда свободны, «раскованны» и «коммуникабельны» и лезут со своей бескорыстной помощью, когда их не просят. И потом говорят с горькой усмешкой: «Ни один добрый поступок не остается безнаказанным». Иногда они пытаются изучать японский язык, но их обычно хватает на два занятия. Иногда начинают играть в теннис, но, скоро поняв, что это не так уж просто, бросают. Они читают Камасутру, посещают компании «оккультистов». Ну, ты знаешь этих тупоголовых, которых одна допотопная книжка Йога Рамачараки способна свести с ума на заботе о собственном теле. И у всех у них всегда прекрасный аппетит. Они не едят — они жрут. Они обожают банкеты по поводу защиты диссертации или выхода книги. Их чаще всего можно видеть в коридорах крупных библиотек, полугуманитарных исследовательских институтов. Ну что там исследовать? Какую-нибудь эстраду двадцатых годов или кинематограф дореволюционной России? Их на дурное дело сбить ничего не стоит и голову заморочить также. Впрочем, они не так уж и глупы.

— Ты о ком? — не понял Ирженин.

— Да так, вообще. Я бы этим девицам не давал образования. Законченный с грехом пополам вечерний университет не дает им ничего, кроме высокомерия, с которым они произносят всякие банальности. И на работе они в основном только курят.

— «Смешались в кучу кони, люди», — ухмыльнулся Ирженин, — вообще Любка неплохая. Только сумасшедшая.

Росанов задумался. Он думал, где же ее теперь искать?

— Да, она… неплохая, — согласился он, — а то, что она не работает, очень выгодно государству. Она даже в некотором роде патриотка, так как за свое безделье не требует зарплаты, а выпить и погулять очень любит. Опять же доход. Ее услуги Отечеству так велики, что ей надо бы назначить небольшую пенсию. К счастью, она не сумела закончить ни одного учебного заведения, что давало бы ей право устроиться курильщицей в какое-нибудь учреждение. Опять проголодался, — словно бы спохватился Росанов.

— Сам лезь в холодильник, — сказал Ирженин, — все, что ты рассказал, похоже. А у меня ностальгия по другой женщине, которая не пьет водку, не курит, не мажет себе веки зеленой краской, словно глаз подбили… Которая натуральна, добра, любит детей, внимательна, молчалива, воспитанна, нежна…

— Съел вторую банку майонеза.

— Есть еще.

— Хватит. А знаешь, что надо делать с этими сумасшедшими девицами? Их надо выдавать замуж и как можно раньше. И пусть рожают детей как можно больше. А как начнет капризничать — вожжами! Начнет блудословить или курить — вожжами, и не символически. Им просто необходимо хозяйство, дети и муж с крепкой рукой — вот чего они хотят на самом деле. А всякие там «феноменологии духа», «метампсихозы», дзен-буддизм — все чушь. Это не для них. Им попросту нужны крепкие мужики. И все их «поиски» — капризы распущенного ума. На самом деле они ищут мужиков.