Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

— Почему вы, собственно, считаете, что Сергеева надо ловить? — удивился я.

Он насмешливо прищурился.

— А по-вашему, надо ковырять сачками дно нашей реки? Не-ет, такие не топятся…

— Какие «такие»?

— А такие! Короче, мне он никогда не нравился.

— Почему?

— Не нравился, и все.

— Но вы пытались, наверно, понять, почему он вам не нравится?

— Послушай, старлей, — он перешел на «ты» добродушно-командирским тоном, и сразу стало ясно, что в свое время он дослужился минимум до подполковника, если не до самого полковника. — Знаешь, старлей, у меня в контингенте одна тысяча четыреста тридцать два человека. И может, половина из них мне не нравится. Так что, я должен докапываться до каждого?

— Ни в коем случае!

Я воскликнул это как мог серьезно. Что, видимо, успокоило начкадров. Он согласно кивнул.

— Вот и я так полагаю.

И достал из сейфа папку «Личного дела», любовно каким-то таким хозяйским жестом протер ее ладонью и положил передо мной.

— Здесь исходные данные Сергеева. Год рождения, семейное положение…

— Спасибо, посмотрю. Хотя кое-какие исходные данные мне сообщил его сосед Иван Никитич.

Бравый начкадров удивительно преобразился. На его суровом лице засияла теплая и даже, я бы сказал, нежная улыбка.

— Иван Никитич? Старик такой мощный?

— Да. И с такой же мощной клюкой.

— Точно! Наш Иван Никитич. До меня здесь на кадрах сидел. Учитель! — Начкадров все теплел и теплел, просто таял от нежности. — Эту палку мы ему дарили, когда на пенсию уходил. Уникальная вещь, ручная работа! Эх, заработался я, закрутился, совсем не навещаю старика, вот ведь жизнь какая замотанная…

Я стал опасаться, что он растает окончательно, пустится в далекие от нашего дела воспоминания, и потому поспешно согласился:

— Да, жизнь, конечно, жизнь — она такая. Но мне бы повидать сотрудников Сергеева, руководителей, коллег…

— Все предупреждены, — вновь сосредоточился начкадров. — Сейчас провожу.

— Спасибо, не надо. Я сам пройдусь, можно?

— Полная свобода действий, — заверил он.

…И я пошел. Мне хотелось не спеша и поподробнее посмотреть: где же Юрий Сергеев проводит каждый рабочий день, восемь часов жизни, а иногда, наверно, и больше. Хотелось посмотреть со стороны, пока ни во что не вмешиваясь, просто наблюдая.

Сделать это оказалось нетрудно. Я шел по коридорам и лестницам, заглядывал в комнаты, и никто на меня не обращал внимания — институт жил своей жизнью.

На лестничной площадке была толпа. Не группка, не кучка, а именно толпа курильщиков. Они устроились здесь удобно и надолго. Кто прислонился к стене, кто присел на ящике с песком, кто — прямо на ступеньках лестницы. Здесь шел подробный и квалифицированный разговор о судьбах отечественного хоккея. Почему-то именно хоккея, хотя на дворе стоял летний футбольный сезон. Обсуждалось хоккейное прошлое, делались прогнозы на будущее. Здесь при желании можно было узнать не только результаты всех минувших хоккейных встреч, но и вычислить счет грядущего последнего хоккейного матча на нашей планете.

В клетушках отделов жизнь кипела своим разнообразием. Укрывшись за щитами чертежных комбайнов, молодые женщины рассматривали журналы мод и копировали на кальку выкройки. Женщины постарше вязали свитера и дегустировали образцы домашнего варенья в баночках из-под майонеза. Мужчины были более деловиты: читали художественную литературу или разгадывали тысячекратно уничтоженные в сатирических рассказах и фельетонах, но все же бессмертные кроссворды.

А посреди этого моря бездельников то и дело встречались островки трудящихся. Даже не просто трудящихся — здесь уж если работали, то не просто работали, а вкалывали в поте лица своего. Метались по чертежам рейсшины, носились по калькам рейсфедеры. Потные лица волокли рулоны бумаг на подпись. А те, которые должны подписывать, — тоже потные, измотанные, с закатанными по локоть рукавами — что-то черкали, правили, спорили, ругались, но в результате подписывали. У них горел срок выпуска проекта.

А в отделе автоматики, где работал старшим инженером Сергеев, было затишье. Начальник отдела — пожилой, красивый, немного усталый, но подтянутый — отвечал на мои вопросы кратко и сдержанно.

— Скажите, вас не беспокоило то, что Сергеева с прошлого понедельника не было на работе?

— При мне он отсутствовал только три дня. Это, согласитесь, не повод для особого беспокойства. А потом я уезжал в командировку и прибыл только вчера.

— А вчера вы не заинтересовались его отсутствием?

— Я заинтересовался делами, которые накопились за время моего собственного отсутствия. И вообще, в отделе семьдесят шесть человек, я со своего рабочего места даже не вижу большинства из них.

Он повел рукой вокруг, я послушно проследил за ней взглядом. Действительно, проектанты были надежно укрыты от взгляда начальства в своих сотах из чертежных досок и шкафов. Кроме того, добавил начальник, о всех происшествиях, если таковые случаются, ему докладывают руководители групп, непосредственно связанные с исполнителями. Так что мне имеет смысл побеседовать с руководителем группы, или, говоря по-местному, групповодом Сергеева — Андреем Гавриловичем Крутых.

— Непременно побеседую. Скажите, а что вы знаете о личной жизни Сергеева?

Взгляд начальника отдела автоматики стал еще суше, голос еще четче.

— Я поставил себе за правило не вмешиваться в личную жизнь сотрудников. Этим активно занимаются общественные организации, — И добавил после секундного колебания: — На мой взгляд, порой даже чересчур активно…

Общественные организации мне предстали в образе председателя месткома Аллы Владимировны — полной женщины средних лет с милым… чуть было не сказал «с милым лицом», но это было бы неточно, потому что ее лицо я не мог толком разглядеть: оно было закрыто почти до глаз марлевой повязкой. Однако мне почему-то все равно представлялось, что это лицо должно быть милым. Происхождение повязки Алла Владимировна объяснила сразу сама. Дело в том, что сейчас ходит грипп, эпидемия какого-то еще не виданного в наших краях заморского вируса, и поэтому все, кто активно общается с людьми, должны носить такие предохранительные маски.

А про Юрия Сергеева она мне сказала — точнее, пробубнила сквозь марлю, будто цитировала строку официального протокола:

— Вопрос о товарище Сергееве ни разу не стоял на месткоме в отрицательном смысле.

— А в положительном? — заинтересовался я.

— В положительном — один раз. Когда мы давали ему жилье.

— Так-так… А почему вы не обратили внимания на то, что Сергеева больше недели нет на работе?

— Как! — Она была оскорблена. — Сразу же обратили. На пятый день. Но у нас для проведывания на дому есть страхделегат, а он — пожилой человек — как раз сам заболел. Грипп ведь гуляет, эпидемия, — она ткнула в свою марлевую маску.