Аркадий Инин - Вот и лето прошло...

— Что?!

— То, что слышали! Довели человека!

Степанников сорвался со всех тормозов:

— А-а, наложил в портки старикашка!

— Что вы себе позволяете?!

Степанников, не отвечая, выскочил из приемной.

Он размашисто шагал по коридору, мысли клокотали, решение созревало. Значит, все-таки струсил! Струсил, как пацан, липовое светило! Что же делать? Что теперь делать?.. А, хватит миндальничать! Круг замкнулся, друг Илюша! Не хотел ты добром — придется приказом. Дружба дружбой, а служба…

У двери кабинета его поджидал Степанчик с протянутыми кулаками.

— Белые — черные?

Степанников ударил по обоим кулакам сразу.

— Матч-реванш отменяется! Мотай к Степаневичу, скажи: я очень занят и никого сегодня принять не могу!

Он рванул дверь, вошел в кабинет и захлопнул дверь перед носом ничего не успевшего вымолвить Степанчика.

Тот постоял, приходя в себя, и поплелся исполнять поручение.

В комнате Группы дробей Степаневича не было. Только прилежно водил рейсшиной по доске старик Степанюк — наверно, единственный уже приступивший после обеда к активному труду. А Степанбаев рассеянно глядел в окошко, весь погруженный в думы, навеянные обеденной беседой с женой Люсей.

— Салют, орлы! — приветствовал их Степанчик. — А где главный орел товарищ Степаневич?

— Видать, с перерыва в книжном окопался, — предположил Степанюк. — А на что он тебе?

— Мне он ни на что. И моему дорогому шефу — тоже. Так он и просил передать, что сегодня никого, даже своего дружка Илью Степановича, принять не может.

— Отсюда вывод? — заинтересовался Степанюк.

— Отсюда вывод, что встала между ними та самая бумажка. Да-а, скандал в благородном семействе… Мне бы хоть одним глазком глянуть, что там? Уж я бы…

— Ты бы да кабы бы! — перебил Степанюк. — Только тебя там не хватало. Полагаю, на ней сургуча кило три и грифы крест-накрест!

Про грифы Степанчик не понял. Старик объяснил ему, темному, что грифы бывают двух родов: «секретно» и «сверхсекретно».

— А что! — загорелся Степанчик. — Как думаешь, Степанбаев, может это быть чего-то оборонное?

Степанбаев с трудом оторвался от своих дум и отвечал в странной манере:

— Может быть, все может быть, все, друзья, быть может… Лишь, друзья, не может быть то, что быть не может…

Степанчик даже слегка попятился. А Степанюк опять толково пояснил, что если их коллега просто не повредился умом, то, видимо, он лунатик. Потому что это именно лунатики разговаривают стихами. Хоть всю ночь шпарят и глаз не сомкнут. Так что лунатика очень хорошо выставлять в ночной караул. Надежно!

Степанбаев даже не взял на себя труда подтвердить или опровергнуть эту версию. А в комнату вошла Лидочка.

— Еще раз здравствуйте! А где товарищ Степаневич?

— На подходе, — уклончиво сообщил Степанюк.

— Ему товарищ Степанников снова запрос передал. С визой «для немедленного ответа». Я оставлю…

Она положила бумагу на стол и вышла. А все оцепенело уставились на белый клочок посреди большого стола.

Первым опомнился Степанчик, схватил, начал лихорадочно читать:

— Срочно… так… сколько будет… так… дважды два… Чего? Сколько будет дважды два?! Слушайте, я чего-то ничего не понимаю!

Степанюк забрал у него бумагу, молча прочел, шевеля губами, затем подошел к окну и стал ее разглядывать на свет.

— Может, здесь симпатичными чернилами написано…

— Поручик! — усмехнулся Степанбаев. — Во-первых, эти таинственные чернила называются симпатическими. А во-вторых, поменьше читайте на ночь «Библиотеку военных приключений».

Он забрал у Степанюка бумагу, прочел и тоже растерялся:

— Действительно… В задачке спрашивается, сколько будет дважды два…

Некоторое время все молчали. Потом Степанчик заторопился, сказав, что ему пора, а то шеф уже, наверно, без него икру мечет. И убежал. Степанюк вдруг вспомнил, что ремонтная мастерская ему задолжала взносы по ОСВОД. И тоже спешно покинул помещение. А Степанбаев остался один. С заветной бумагой в руке.

— Вот в чем вопрос, — пробормотал он. — Мне бы ваши заботы, принц датский…

И задумался. Крепко. Надолго.

Ну что ж, Саня, у тебя в руках твой шанс. И как заметила подруга Люся — возможно, последний. Да-а, к любым чертям с матерями катись любая бумажка, но эту… Эту, Саня, ты должен рассматривать как билет беспроигрышной лотереи — обеды в ресторанах, вояжи за границу…

Правда, пока что бумажка еще не твоя, она адресована твоему шефу. Но получить ее у Степановича проще простого. Он толковый мужик, отличный спец, только живет по принципу: «Кочеток, знай свой шесток!» Отвечать на запрос министерства, скажет он, не входит в компетенцию руководителя группы. Но ты-то, Саня, ты же не испытываешь такого пиетета в адрес министерства, ты догадываешься, что и там лопухов не меньше, чем в твоей родной конторе. Так что ты можешь со спокойной душой взять эту бумажку, начертать «дважды два равняется четыре» и скрепить это своей изящной подписью. А дальше…

Да, что же дальше? Возможен такой вариант — министерский лопух, пославший запрос, жутко обрадуется: «Вот кто в трудную минуту не растерялся, вот кто спас, вот кто проявил… Запомните эту редкую фамилию Степанбаев!» Благодарная администрация жмет руку, повышает в должности… Неплохо! Нет, даже очень хорошо! Но маловероятно.

Вспомни, Саня, кому это цепляли награды за то, что он оказался умней своего начальства? Зато скольким давали по шее за то, что совали нос не в свое дело! Нет, ну допустим, дирекция не обидится и даже одобрит твой матросовский порыв… Но где гарантия, что ответ попадет именно к лопуху, пославшему запрос? А если он попадет к какому-нибудь неглупому парню? Не исключено, что в министерстве отыщется и такой… Что тогда? А тогда неглупый парень поинтересуется: «Что это за дефективный решил нас порадовать, что дважды два — все еще четыре? Как там бишь его фамилия? Степанбаев?..»

И Саня Степанбаев задумался еще крепче. Еще дольше.

Его раздумья прервал оживленный Степаневич — с новой связкой книг под мышкой.

— Представляете, Александр Степанович, в букинистике — полный Оскар Уайльд! Пришлось сбегать домой за деньгами… А где остальные товарищи?

Степанбаев не отвечал. Степанбаев еще смотрел на бумагу в своих руках, еще думал. Чуть-чуть. А потом вручил бумагу Степаневичу.

— Это — вам.

И быстро вышел.

Степаневич держал бумагу за уголок. Не перечитывал. Зачем? Он уже знал ее наизусть…

Институт бурлил!

Подобно камню, брошенному в тихую заводь, министерский запрос породил активные, все шире расходящиеся круги. По коридорам бродили работники и слухи. Одни удивлялись, другие возмущались, третьи посмеивались. В половине четвертого на стенах туалетов появились первые надписи: «2×2=?» В четыре на тему дважды два родился первый анекдот.